Пригов и концептуализм

В итальянской традиции, наоборот, до сих пор наблюдаются слабое присутствие «народного начала» и очень ограниченное обращение к нему. Эта сторона итальянской поэзии особенно заметна, когда имеешь дело с поэтическими традициями, где такая «народность» развита. Разница традиций в высшей степени ощущается при переводе. Об этом чрезвычайно точно пишет Пьер Винченцо Менгальдо в одной статье, где старается выявить закономерности работы итальянских переводчиков на протяжении XX в. Слова выдающегося итальяниста о том, что, как правило, как бы бессознательно устраняется итальянскими переводчиками, до сих пор актуальны. Их работы характеризуются

«устранением или приглушением параллелизмов, особенно если они настойчиво повторяются, сближаясь с припевом, с частушкой, и поэтому воспринимаются как чересчур песенные, „народные“: в этом, как in vitro, отражается разрыв между „высокой“ и „народной“ поэзией, особенно ощутимый в Италии <…>»[613].

Таким образом, мнимая народность стихов Пригова все равно по-итальянски будет звучать более литературно, чем в оригинале, даже при любом снижении регистра и лексическом разнообразии. Я бы сказал, что создание «итальянского Пригова» начинается как раз с работы над этим моментом, т. е. воспроизведением на другой культурной почве «сложной банальности»[614] и «трудной простоты» его стихотворений. В этом заключается то новое, что Пригов может ввести в современную итальянскую поэзию.

2. Я позволю себе упомянуть свою статью, в которой я попытался перевести два стихотворения Пригова — хрестоматийные «Когда здесь на посту стоит милицанер…» и «Второе банальное рассуждение на тему: быть знаменитым некрасиво…» — и сопроводил работу над переводом автокомментарием. Иными словами, я анализировал разные этапы, которые я прошел и на которых задерживался во время перевода с целью достижения достойного результата (это было как бы своего рода сеансом у психоаналитика, но с одной оговоркой: я был одновременно и пациентом, и психоаналитиком). Оба вышеупомянутых стихотворения я перевел несколько раз, переходя от дословного перевода к переводу, я бы сказал, в русском смысле этого слова, т. е. к тексту, где сохранены размер и рифма.

Третий итальянский вариант «Второго банального рассуждения на тему: быть знаменитым некрасиво…» представлял собой эксперимент. На самом деле это был не столько перевод, сколько попытка воспроизвести на итальянском материале механизм создания оригинала, который, как известно, строится на обыгрывании двух цитат: первой — из Пастернака (incipit стихотворения «Быть знаменитым некрасиво…»), второй — из романа «Идиот» Достоевского («красота спасет мир»). Я их заменил на всем известные в Италии полстиха, взятые из начала стихотворения «L’amica di nonna Speranza» («Подруга бабушки Сперанцы») итальянского поэта Гвидо Гоццано (1883–1916), — он звучит так: «le buone cose di pessimo gusto» [милые вещи дурного вкуса] («Loreto impagliato е il busto d’Alfieri, di Napoleone, / i fiori in cornice (le buone cose di pessimo gusto!)» — и латинское устойчивое выражение «de gustibus non disputandum est» («о вкусах не спорят», «на вкус и цвет товарищей нет»), которое хорошо сочеталось со стихом Гоццано:

SECONDA RIFLESSIONE BANALE SUL TEMA:
LE BUONE COSE DI PESSIMO GUSTO
Le buone cose di pessimo gusto:
saranno anche di pessimo gusto
però son cose buone, e non avendole
il desiderio d’averle non solo
non è per niente pessimo bensì
pure legittimo, non son le cose
che in fondo sono pessime ma chi
si picca di distinguere, — de gustibus
non disputandum est — di conseguenza
si ha un bel cattivo gusto a giudicare pessime
cose di gusto anche pessimo buone[615].

To, что получилось, — это нечто совершенно новое, целиком итальянское; в этом «словесном продукте» «приговское» сведено к изначальному импульсу и некой центонности. Такой переводческий опыт можно считать примером Traduction-Imitation [перевода-имитации][616].