Приговор

Когда мы, наконец, добрались до окруженного лесами села, уже практически совсем стемнело. Дорога спускалась к нему с пригорка, и сверху было видно, что село насчитывает несколько десятков домов; в окнах некоторых теплились огоньки, жители прочих, вероятно, уже легли спать, предпочитая не жечь попусту свечи и лучины. Наконец-то я видел перед собой нормальное обитаемое селение, а не пепелище и не руины! Ужин и ночлег в тепле – как иногда мало нужно человеку для счастья… И не только человеку: даже Верный без понуканий ускорил шаг.

– Стой, или стреляем!

Я резко натянул поводья, только сейчас разглядев то, на что не обратил внимания в темноте: ведущую в село дорогу перегораживала баррикада из срубленных стволов и веток. Обоими краями она упиралась в заборы ближайших домов, оставляя лишь небольшой проход справа. Заборы, кстати, были основательные, из кольев и досок, не чета обычным деревенским плетням и живым изгородям. Над баррикадой угадывались очертания двух голов в нахлобученных шапках. Я не мог разглядеть, есть ли у них луки, но, скорее всего, они не блефовали. Кто живет в этом лесном селе? Уж явно не робкие землепашцы, коим из оружия дозволена лишь мотыга (хотя и из этого правила война сделала слишком много исключений); здесь и полей-то нет, одни огороды. Нет, здешний контингент – лесорубы, углежоги, охотники. Публика суровая и самостоятельная. Подати своему феодалу они, очевидно, платят, но, скорее всего, большинство из них его никогда и не видело. Да и то вопрос, платят ли. До войны платили, конечно, а теперь… может, и феодала-то вместе с наследниками давно в живых нет.

– Мы не разбойники! – крикнул я. – Мы просто путники, и нас всего двое. Я и… моя малолетняя племянница.

– А нам плевать, кто вы такие! Нам тут чужаки не нужны. Разворачивайтесь и проваливайте.

– Ты не понял! Нам нужен ночлег, и мы готовы за него заплатить. Имперскими деньгами!

– Не нужны нам ни вы, ни ваши деньги. Сказано же, убирайтесь.

– В чем дело, приятель? – я все еще старался сохранять дружелюбие. – Разве мы причиним вам какой-то вред, если просто переночуем? Послушайте, мы устали, промокли и замерзли. Моей племяннице всего двенадцать лет. Вы хотите заставить ребенка ночевать под дождем в лесу?

– У нас свои дети есть, а чужие – не наша забота. Все, хватит языком молоть. Валите отсюда, сколько можно повторять?

– Ты как разговариваешь с дворянином, холоп?! – возвысил голос я. Не будет же он у меня документы проверять…

Что-то свистнуло в воздухе, и я скорее услышал, чем увидел, как стрела вонзилась в землю у копыт Верного. Конь попятился.

– Вот так, – насмешливо ответил голос из темноты. – Повторить?

С моих уст уже готова была сорваться угроза, но я вовремя сообразил, что лучше этого не делать. Если я пригрожу им какой-нибудь будущей карой, они, пожалуй, и впрямь пристрелят нас на всякий случай. Никто ведь не докажет, что мы здесь были…

– Ладно, – спокойно сказал я, совладав с собой. – Мы уезжаем.

Повинуясь моей команде, Верный с явной неохотой развернулся задом к теплу и еде и принялся взбираться по раскисшей грязи обратно на пригорок.

– И передай своим, – неслось нам вслед, – что нас здесь три сотни вооруженных мужиков. И многие бабы тоже не только ухват в руках держать умеют. Кто сунется – горько пожалеет!

Ну, насчет трех сотен – это, видимо, все-таки преувеличение. Но даже если их тут вполовину… плюс часть женщин – а в таком месте это не удивительно, тем более на двадцать первом году войны… словом, две сотни наберется легко, а то и больше. Две сотни решительных людей, вооруженных луками и копьями, с малолетства умеющих всем этим пользоваться и занимающих неплохую укрепленную позицию в своем родном селе – это весьма серьезная проблема даже для регулярных войск. Тяжелой рыцарской коннице тут негде развернуться, ни одной лошади под закованным в латы всадником не перепрыгнуть эти колья – аккурат брюхом на них и приземлится… легкой кавалерии опять-таки нужен простор… значит, атаковать в пешем строю, в лоб, под градом стрел из-за заборов. Далеко не у всякого из окрестных командиров хватит сил на такой штурм. А главное – зачем? В военном плане затерянное в лесу село ценности не представляет. Наказать за дерзость? Вполне себе мотив, конечно – в человеческом обществе ради такого не раз предпринимались деяния и покруче. Но, как правило, все же при избытке свободных сил. А они сейчас, напротив, в дефиците и у Льва, и у Грифона…

Так что лесовики могут продолжать хамить безнаказанно, не глядя на чины и титулы. А нам придется все-таки ночевать в лесу.

Эвьет не капризничала и не плакала, как стала бы делать почти любая девчонка на ее месте. И даже не бранилась, как делал в детские годы я сам (моему учителю стоило немалого труда отвадить меня от этой привычки). Она лишь мрачно спросила:

– Куда теперь?

– Не знаю, – вздохнул я.

– Тогда поехали к просеке. Когда мы оттуда сворачивали, мне показалось, я видела впереди какой-то шалаш.