Приговор

– Эвон как, – уважительно произнес Жером. – Неужто к самому его сиятельству?

– Возможно, – интуиция все же удерживала меня от полной откровенности.

– Ну, то не нашего мужицкого ума дело, – поспешно согласился Жером. – Только, это, значит, да – нам в полуденную сторону сворачивать надо будет, а вам дальше на восход.

Я извлек свой кусок пергамента с самодельной картой, дабы дополнить ее со слов Жерома – но тот излагал дорогу путанно, скреб в затылке, тщетно пытаясь припомнить расстояния в милях и названия населенных пунктов, и в итоге признался, что сам ни в Нуарроте, ни в окрестностях не бывал, "а в общем, вам на восход надо, ну и там уж, может, куда свернуть." Ладно, решил я, ближе к цели найдем, кого расспросить.

Через несколько часов – солнце уже клонилось к закату – мы подъехали к развилке: от нашей дороги под углом направо ответвлялась другая. Я приготовился прощаться и слезать с подводы, но Жером не подал никакого знака быкам, и они, как ни в чем не бывало, протопали прямо. Мы с Эвьет переглянулись. Очевидно, что мы все еще находились западнее Комплена, но эта пропущенная дорога вела как раз в его сторону. Наверняка повороты к югу существуют и дальше, но там придется сворачивать под бОльшим углом, и путь получится длиннее. Отчего же Жером не свернул? Неужели просто забыл? Или в благодарность за оплаченный ночлег решил провезти нас как можно дальше? Не стоит думать о людях слишком хорошо, напомнил я себе. Скорее всего, просто дальше эта дорога сворачивает в какую-нибудь неподходящую сторону или ныряет в очередной опасный лес. Тем не менее, никаких вопросов я задавать не стал, боясь спугнуть удачу.

Вскоре впереди показалась небольшая деревенька, и я полагал, что там мы и остановимся на ночлег. Но Жером, подъезжая к ней, напротив, принялся нахлестывать быков, заставляя этих неторопливых животных перейти чуть ли не на бег.

– Мы там не остановимся? – удивился я.

– Нет, – буркнул крестьянин.

– Почему?

– Опасно. Съедят.

– Нас? – приподнял брови я.

– Может, и нас, – огрызнулся Жером. – Быков-то точно. А нас все одно прихлопнут, чтоб не мешались. Или ты хочешь всю ночь с мечом-с арбалетом на часах стоять?

– Да нет, не очень, – согласился я.

– Во-во. В малых деревнях чужаку ночевать нельзя, – продолжал просвещать меня старик. – Особливо с быком али с конем… да даже с ослом лучше не надо. Мяса-то, чай, всем охота. В больших селах можно, там народу много, на всех все одно не хватит. А такие дела только с общинного согласия делаются.

– Мне несколько раз случалось ночевать с конем в небольших селениях, – заметил я, одновременно, впрочем, вспоминая, что неоднократно и ночевал в чистом поле именно из опасения быть ограбленным под "гостеприимной" крышей. Причем, поскольку больших денег у меня при себе почти никогда не водилось, в первую очередь я опасался именно за Верного. Однако и тогда мне не приходило в голову, что благородного рыцарского коня, стоящего не одну сотню крон, могут украсть не для того, чтобы на нем ездить или продать, а чтобы просто забить на мясо! Тем более, что конину прежде ели лишь восточные варвары. Однако со всеми этими многолетними поборами и погромами, плюс засухи и неурожаи последних лет – действительно, далеко не во всякой деревне увидишь хоть одну корову; козы и те стали чуть ли не предметом роскоши…

– Значит, свезло тебе, – угрюмо откликнулся Жером. Что ж, век живи – век учись. Ему виднее, какие нравы нынче царят в деревнях. И кстати – сам-то он из большой деревни или из маленькой? И его ли вообще эти быки? Впрочем, раз их не забили на мясо с общинного согласия – значит, его. Но кто знает, чему он мог быть свидетелем – да и участником, несмотря на наличие собственной скотины…

– Из наших соседей несколько человек так пропали, – Жером словно поспешил отвести мои подозрения. – Да и вообще, люди разное балакают. Слыхивал я, уже цельные деревни людоедов есть. Днем они люди как люди, а ночью…

Конечно, это уже запросто может быть обычными деревенскими байками. А может, и нет. В конце концов, с одной людоедкой я недавно познакомился лично. Тем паче что, как говорят, попробовавший человечину однажды уже не может остановиться… Хотя это-то, скорее всего, чушь. Нет в человеческом мясе ничего такого, чего не было бы в мясе других животных. Но для людей важно не то, что есть на самом деле, а то, во что они верят. И если они верят, что оказались во власти некой силы, которую нельзя преодолеть, то будут поступать соответственно, даже если ничего непреодолимого на самом деле нет. Неважно, называется ли эта сила влечением к человеческому мясу или, к примеру, любовью. Которая в основе своей тоже не что иное, как влечение к человеческому мясу…

Возможно, у меня разыгралось воображение под действием слов Жерома, но взгляды, которыми проводили нашу подводу жители деревни – изнуренного вида женщина, вешавшая белье во дворе, и мосластый мужик, сидевший на крыльце – мне и в самом деле не понравились. Во всяком случае, то, что эти люди давно живут впроголодь, было очевидно.