Приговор

Когда подозрительная деревня осталась позади, я спросил Жерома, где мы, все-таки, заночуем. Тот ответил, что впереди должно быть село, достаточно большое, чтобы остановиться в нем без опаски.

Зашло солнце, плавно растворив вытянувшиеся к горизонту тени. Позади нас небо еще горело оранжевым, но впереди уже сгущался фиолетовый мрак, проколотый первыми редкими и бледными звездами. Еще немного – и тьма станет полной (луна должна была подняться не раньше полуночи). Однако никакого села впереди по-прежнему видно не было.

– Долго еще ехать? – спросил я.

– Да нет вроде… – ответил Жером, но без прежней уверенности.

Короткие южные сумерки уступили место черноте ночи. Небо практически слилось с землей – лишь напрягшись, можно было не столько различить, сколько угадать линию горизонта. Никакого жилья все не было – а если бы даже и было, в такой темноте не мудрено проехать мимо: после заката в деревнях редко жгут огни.

– Тебе не кажется, что ты заблудился, Жером? – потерял терпение я.

– Да где ж тут заплутать-то… дорога-то одна…

– В таком случае, где твое село?

– А вот с ним завсегда так! – вступила Магда; у меня сложилось впечатление, что она прерывает молчание только для того, чтобы бранить мужа. – Лучше всех все знает, а потом…

– Да ездил же тут! – беспомощно воскликнул старик. – Было село!

– Так на коне ж ездил, не на быках! На коне-то дорога короче кажется! И потом, когда ездил-то? Может, это твое село уж спалили давно!

– И даже если мы туда все-таки доедем среди ночи, едва ли кто-то захочет пускать столь поздних гостей, – добавил я.

– И то верно, – поскреб затылок озадаченный Жером. – Ну, чего уж тут поделать, придется, видать, в поле заночевать.

– Вот завсегда… – снова начала Магда, но я перебил ее, не желая выслушивать семейную сцену:

– Ладно, ничего страшного. Небо ясное, погода тихая. В поле, так в поле – все лучше, чем в душной избе клопов кормить.

Жером поворотил быков с дороги; мы отъехали подальше в траву и остановились. В темноте кое-как по-быстрому перекусили; мы поделились с крестьянами свежим хлебом, а они с нами – еще остававшимся ржаным напитком, который, однако, понравился мне меньше, чем накануне – должно быть, на жаре в нем еще продолжались процессы брожения. Улечься вчетвером в одной телеге было, в принципе, возможно, особенно если сгрузить с нее тюки, но все равно тесно, а к тому же, мне не хотелось лежать вплотную с крестьянами, которые в последний раз мылись не накануне, а явно гораздо раньше. Так что мы с Эвьет, благо не в первый уже раз, устроились на траве, где пахло гораздо приятнее. На сей раз никакие ветви деревьев не загораживали обзор, и ясное ночное небо, наискось пересеченное дымчатой полосой Млечного пути, раскинулось над нами во всем своем великолепии. Звезды сверкали, словно алмазы, щедро рассыпанные по черному бархату. Я решил воспользоваться случаем и начал показывать и называть Эвелине самые яркие из них, но в итоге усталость взяла свое, и, кажется, я заснул прямо в процессе объяснения.

– Доль!…ммм!

Что? Где? Пространство. Вселенная. Вечное, безграничное бытие. Всё есть Я, и Я есть всё. И где-то во вселенной зовут какого-то Доль…фа? Скорей бы он отозвался, ибо этот крик нарушает гармонию вселенского покоя…

– МММ!!!

Да ведь это же я – Дольф? Нет, не может быть! Я – не вечная вселенная, я – всего лишь ее песчинка, жалкий, ничтожный человек?! Ч-черт, как спать охота, и голова какая тяже…

Эвьет! Это же голос Эвьет! Опасность, ОПАСНОСТЬ!!!

Я распахиваю глаза и начинаю перекатываться вбок еще до того, как различаю опускающийся на меня клинок. Лунный свет тускло блестит на металле…

Меч с мягким шорохом вонзается в землю там, где только что была моя грудь. Но ее там уже нет, а мой враг вынужден потратить драгоценное мгновение, чтобы удержать равновесие, и еще одно – чтобы выдернуть клинок. Еще один перекат – и я на ногах. Виски и затылок взрываются пульсирующей болью, в груди тошнота – но это все неважно. Важна приземистая фигура с мечом в руке, стоящая на расставленных и полусогнутых ногах напротив меня. Ущербная луна светит ей в спину, и я не вижу ее лица – зато вижу лунный блик на лысине. И еще я вижу позади очертания телеги, а возле нее, в траве – лучше даже слышу, чем вижу, как борются еще две фигуры. Большая и грузная навалилась сверху на маленькую и, кажется, одной рукой зажимает ей рот, а другой пытается… пытается…

Одновременно я понимаю, что меч в руке моего противника – мой собственный. А в левой руке он держит арбалет – впрочем, невзведенный и без стрелы на ложе. Зато моя куртка на мне. В предутренние часы уже свежо, особенно когда спишь на земле – все-таки середина августа, хотя и юг. Поэтому куртку я не снимал. Хорошо.

В первый миг со сна я так слаб, что, кажется, нет сил даже сжать кулаки. Поэтому я просто говорю:

– Брось нож, Магда.

– А то что, Дольф? – Жером делает шаг в сторону, становясь между мной и женой, которая все еще борется с Эвьет. Он говорит все тем же добродушным голосом пожилого крестьянина.