Приговор

– Я виновата, – произнесла Эвелина, помолчав. – Я нарушила данное мной слово. Ты сможешь простить меня? Если нет, я готова сойти с коня прямо сейчас и идти пешком, а ты поезжай, куда хочешь, и больше я не буду для тебя обузой. Правда, сейчас я не могу расплатиться с тобой за обучение, но потом, когда я восстановлю свое имение, ты все получишь, когда бы ты ни приехал. Ну или, хочешь, доедем все-таки вместе до Нуаррота, но ты уже не будешь ничего мне рассказывать.

Я вдруг подумал, что сегодня – последний день, который мы проводим вместе. Тот путь, что занял бы три дня на быках, на коне уложится в один. И, конечно, не стоит его портить.

– Ладно, – буркнул я, – надеюсь, ты извлекла урок и не повторишь подобной ошибки.

– Спасибо, Дольф! – повеселела Эвьет. – Больше я тебя не подведу, клянусь! Итак, вчера вечером мы остановились на свойствах металлов…

Продолжая беседовать на научные темы, мы несколько часов ехали в юго-восточном направлении, пока не добрались до южной оконечности леса и очередного перекрестка, где располагалась большая деревня, судя по всему, довольно процветающая, насколько это вообще возможно по нынешним временам. Похоже, крестьян здесь не терроризировали ни свои, ни чужие – очевидно, сказывалась близость Нуаррота. Как я уточнил у местного корчмаря, отсюда уже начинались земли, принадлежавшие непосредственно графу, а не его вассалам-баронам. Конечно, здешнее благополучие было весьма относительным, особенно если сравнивать с довоенными временами (тоже, впрочем, не безоблачными) – но все равно местные, все как один, были ярыми йорлингистами; на некоторых крестьянских избах даже висели самодельные львиные флаги. Геральдический зверь на них походил то на тощего кота, то на хвостатого медведя, то вообще на какое-то кривоногое чудище из детских страшилок. Самым популярным именем для хряков и боровов в деревне, как гордо поведал мне корчмарь, было "Карл". Когда сюда дошли слухи о компленской бойне, ни в чем не повинных животных резали особенно охотно. Поскольку это было лишь несколько дней назад, копченое сало и холодец все еще оставались популярными блюдами в корчме. В результате мы с Эвелиной тоже пообедали "карлятиной".

Во время этой стоянки я, наконец, провел инспекцию трофейной сумки. Ничего особо интересного там не обнаружилось – обычный солдатский набор: котелок, деревянная ложка, брусок для заточки меча и ножа, фляга (к моему неудовольствию, с вином, а не с водой, причем, разумеется, с дрянным, что ясно было даже по запаху; я вылил ее содержимое на землю), толстая, прямо-таки сапожная иголка, воткнутая в клубок грубых ниток, несколько сушеных слив, немного корпии и сомнительной чистоты ткани для перевязки… Денег не было, ничего, что могло бы относиться к "важной и срочной миссии" – тоже. А вот сама сумка была явно новее и прочнее моих, особенно одной, готовой, того и гляди, порваться. Так что я решил выбросить ветхую сумку, переложив ее содержимое в свежедобытую.

Поев и отдохнув, мы без особой спешки вновь тронулись в путь, теперь уже по северо-восточной дороге. Теперь нам довольно часто попадались путники (по большей части – крестьяне), а деревни слева и справа от тракта уже не производили впечатления полумертвых (сожженной не было вообще ни одной, хотя отдельные сгоревшие дома попадались – но иногда пожары, в конце концов, имеют и вполне бытовые причины); впрочем, внимательный глаз замечал следы упадка и здесь. Обширные заплаты незасеянных, заросших сорняками участков на полях (очевидно, их просто некому было обрабатывать), понурая тощая скотина, давно не крашеные и не беленые стены, покосившиеся без мужского пригляда заборы… Всего за несколько часов пути мы дважды видели похороны на сельских кладбищах; на втором из них, судя по размеру гробика, хоронили ребенка.