Приговор

– Конечно, добрый господин, – засуетился кандальник, не трогаясь, однако, с места. – А не подашь ли от щедрот хеллер-другой? А мы, как в монастырь придем, за ваше здравие помолимся!

– Вы и себе-то не больно много здоровья вымолили, – усмехнулся я.

– Так то ж за себя, а то за других! – возразил поводырь с разбитым лбом. – За другого-то молитва завсегда доходчивей!

– Проходите! – махнул рукой я, не желая вступать в теологический диспут.

Но они двинулись не столько мимо, сколько в нашу сторону, явно загоревшись идеей выклянчить подаяние. Даже крестоносец, ушедший было вперед, а затем обнаруживший заминку своих ведомых, теперь развернулся и тоже подступал к нам, требуя денег "на храм".

– Разойдитесь! – крикнул я, подавая Верного назад, чтобы не нюхать их зловоние. – Ничего я вам не дам!

– Добрый господин…

– Ради Спасителя нашего…

– Пожалейте убогого…

– Помилосердуйте…

– Заставьте бога молить…

– Ибо сказал Господь: "Кто помог малым сим, помог и Мне!"

Надо сказать, не все они лезли к нам, протягивая руки. Некоторые – те, очевидно, что облачились в рубище в знак смирения, а не в силу социального статуса – конфузились попрошайничать и остались в сторонке. Но и тех, кто напирал спереди и сбоку, уже практически прижав нас к берегу реки, более чем хватало.

– Прочь! – рявкнул я, теперь уже решительно подавая коня вперед. – Дорогу! – для пущей убедительности я положил руку на рукоять меча.

– Сердца у вас нет!

– Бога вы не чтите!

– Вот тебе черти в аду-то попомнят!

– Да еще с девкой!

– Девка-то в мужеское одета, страм-то какой!

– С малолеткой, поди, блудодейничает!

– Да он не еретик ли, братия?

Только что они раболепно пресмыкались, выклянчивая жалкие гроши – и вот уже в их лицах не осталось ничего, кроме злобы. Гнилозубые рты выхаркивали проклятия, грязные руки тянулись к нам, словно хищные когти. Правда, паломники все же пятились перед могучей грудью Верного, но слишком медленно.

Я рванул меч из ножен. Кто-то истошно, по-бабски, завопил, шарахаясь в ужасе, но в тот же миг три или четыре руки вцепились в мое предплечье, не давая извлечь оружие. И, несмотря на все их болячки, силы в этих руках было достаточно. В тот же миг с другого бока кто-то попытался схватить меня за ногу; я, выдернув ногу из стремени, лягнул его в грудь, опрокинув на махавшего сзади клюкой калеку, но другой убогий уже хватал меня за сапог.

– Пристрелю! – крикнула сзади Эвьет. – Пошли прочь, скоты!

Я ничем не мог ей помочь, поскольку все еще боролся с теми, кто держал меня за правую руку. Я бил их кулаком левой и пытался поранить тою частью меча, какую мне все же удалось вытащить из ножен (лезвие обнажилось дюйма на четыре). Одновременно приходилось отбиваться правой ногой, но я чувствовал, что еще немного – и сапог с меня стащат.

– Верный! – крикнул я. – Вперед! Нно!

Конь ломанулся к мосту, свалив кого-то под копыта, но толпа впереди была еще слишком плотной. В то же самое мгновение щелкнула тетива, и один из державших меня хрипло заорал, размахивая простреленной насквозь выше локтя рукой. Он легко отделался – Эвелина явно метила ему в грудь, но рывок коня сбил прицел. Времени на перезарядку не было, но Эвьет не растерялась: почти тут же арбалет мелькнул слева от меня и ударил плашмя другого моего противника по голове. Тот с испугу ослабил хватку, и мне удалось вырвать руку и выдернуть меч. Я кое-как сунул в стремя ногу в полуснятом сапоге и левой рукой, в последний раз заехав кому-то в глаз, потянул поводья, вздергивая Верного на дыбы – дабы в следующий миг он мог обрушиться на врагов передними копытами. Эвьет вцепилась в мой пояс. Раздались визги и вопли. Оборванцы шарахнулись в разные стороны, валя и топча тех, кто недостаточно твердо стоял на ногах. Меч, со свистом рассекший воздух, встретил уже лишь пустоту.

– Эвьет, в порядке? – коротко бросил я, все еще удерживая Верного на месте.

– Да!

– Тогда вперед!

Мы стремительно проскакали по мосту, вынудив еще двух убогих отшатнуться, прижимаясь к перилам; один сделал это так активно, что сломал хлипкое ограждение и шумно свалился в воду. "Что-что, а помыться тебе не помешает!", – подумал я. На другом берегу я, наконец, поправил сапог и позволил коню перейти на спокойную рысь; даже вздумай благочестивые паломники кидаться нам вслед камнями, с такого расстояния они бы уже не добросили.

– Надо было сразу же их мечом разогнать, а не беседы с ними вести, – пробурчала у меня за спиной баронесса. – Стрелу вот истратила…

– Арби-то не пострадал? – осведомился я.

– Он у меня парень крепкий, – по тону было понятно, что она улыбается.

– Признаться, не ожидал от них такой прыти, – ответил на ее упрек я. – Нет, попрошайки, конечно, всегда наглые… но эти все-таки – "божьи люди", сплошь паршой заросли, лишь бы смирение свое продемонстрировать, да к тому же недужные, а туда же…

– А по-моему, не стоит ждать ничего хорошего от тех, кто сам себя плеткой стегает, – возразила Эвьет. – Уж если они с собой так, на что же с другими-то способны…

– Угу, "возлюби ближнего, как самого себя…" Такие возлюбят – мало не покажется.