Приговор

– Что ты имеешь в виду? – спросила Эвьет, вытирая запачканные кровью руки о траву.

– Подожди, я полью тебе на руки из фляжки… Я имею в виду, что целили именно в бедренную артерию. И те, что нападали слева, видимо, тоже, просто у них сноровки не хватило. Сидящему на лошади не так просто нанести удар именно с внутренней стороны бедра… Большинство людей полагают, будто для жизни опасны только раны туловища и головы, но никак не конечностей. Наш новый знакомый, несмотря на поколения своих рыцарских предков, очевидно, придерживался того же заблуждения. Но не эти дети неграмотных крестьян. А поскольку преподавать им анатомию было решительно некому, узнать об особенностях артериального кровотечения они могли только из личной практики. Полагаю, они промышляют здесь со времени бунта, а то и дольше. Хорошо, что они не проявили достаточно настойчивости и не пошли за своей ускользнувшей жертвой. Видимо, все-таки не знали, что он неминуемо скоро свалится… Так, ну вот, кажется, кровоснабжение ноги восстановилось. Теперь можно наложить повязку и притянуть ее ремнем. Хм, как нам теперь его везти, вот в чем вопрос. Мало того, что у нас нет второй лошади, так еще и просто посадить его в седло – плохая идея. По идее, ему голову надо пониже, а ногу повыше…

Раненый снова заморгал глазами.

– Получилось? – слабо спросил он.

– Пока вроде да, но ходить вы еще не скоро сможете. Вы знаете ближайшее место, где о вас могут позаботиться? Или, лучше, куда можно съездить за помощью, чтобы ее прислали сюда…

– Ближайшее? Я не знаю… я ехал в наш лагерь… нагнать армию… она сейчас… сейчас она должна быть уже… простите, сударь… все так путается…

– Эй! Эй, очнитесь!

Но на сей раз это был не просто обморок. Пульс, сделавшийся совсем нитевидным, исчезал под моими пальцами. На лице и шее выступил холодный липкий пот. Я дернулся было снять с него доспех, чтобы сделать массаж грудной клетки, но тут же понял, что это бесполезно. Если это яд омертвевших тканей, стимуляция кровообращения лишь ускорит неизбежное.

Через несколько минут я протянул Эвьет флягу, где еще оставалась вода:

– Теперь ты полей мне на руки.

– Он умер? – поняла девочка.

– Да. Было слишком поздно… Зря только извел на него корпию. Ну ладно, посмотрим, что мы унаследовали, – я вытряхнул на траву седельную сумку мертвеца. – Ага, вот и кошель… увесистый! Десять… двадцать… слушай, Эвьет, да мы с тобой богачи!… тридцать…

– Дольф!

– Ты только глянь – золотой двукроновик имперской чеканки! Времен даже не последнего императора, а его деда! Видела такие когда-нибудь?

– Дольф, тебе не кажется, что это мародерство?

– Ему эти деньги все равно уже не нужны, – пожал плечами я. – В отличие от нас. Сорок…

– Да, но… – голос баронессы звучал без прежнего напора. – У него, наверное, остались наследники…

– Ты в самом деле считаешь, что мы должны все бросить и отправиться их разыскивать? – усмехнулся я. – Сорок восемь крон одним только золотом, включая имперские, а тут еще серебро и медь… Мы, кстати, даже имени его не знаем.

– Имя, полагаю, можно узнать, – возразила Эвелина и потянула меч покойника из ножен. – Если он такой богатый, скорее всего, это фамильное оружие. Точно, вот герб! – она вдруг замолчала.

– Что-то еще не так?

– Это барон Гринард.

– И что? – мне эта фамилия ничего не говорила.

– Ты действительно зря тратил на него свою корпию, – жестко произнесла девочка. – Это грифонец.

– Ты так хорошо знаешь все дворянские гербы в Империи? – заинтересовался я. – А также кто из них на чьей стороне?

– Во всяком случае, гербы старых родов, – ответила Эвьет будничным тоном. – У отца была копия Столбовой книги, зимними вечерами я любила ее рассматривать… Ну, может, про всех-всех я и не помню, кто чей вассал, но про Гринардов знаю точно. Их владения не так далеко от наших. В свое время наши роды даже чуть было не породнились… Сестра моей прабабушки вышла замуж за второго сына тогдашнего барона Гринарда. Но она умерла при родах, и ребенок тоже не выжил. Так что у нас с ними нет общей крови, – поспешно произнесла Эвелина, словно оправдываясь. – Их сюзерен – Лангедарг.

– Если никто из них не переметнулся на другую сторону, – проворчал я, тут же понимая, впрочем, что этот юноша с его прекраснодушными понятиями о рыцарстве едва ли мог нарушить вассальную клятву.

– Только не Гринарды, – подтвердила и Эвелина. – Отец говорил, что они – убежденные грифонцы. У них и родовой девиз – "Моя честь зовется верность".

– Ну, родовые девизы замечательны тем, что придумывают их одни люди, а живут потом под ними совершенно другие… Но, допустим, в данном случае громкие слова соответствуют истине. Если бы точно такая ситуация была у сторонников Льва, ты ведь считала бы, что это повод для гордости?

– Я и сторонникам Грифона в этом не отказываю. Принципиальность достойна уважения, даже если это принципиальность врага.

– Но при этом, по-твоему, нам не следовало пытаться его спасти? Тебя смутило, что я беру деньги у мертвого, но ты считаешь, что не нужно спасать живого, который, по твоим же словам, достоин уважения?