Приговор

внутри. Возможно, другой на моем месте испугался бы оставаться на ночь в

таком месте, где пролилась кровь, а вокруг на многие мили — ни единой

живой души, однако я не верю в суеверную чепуху. Будь в россказнях о

привидениях хоть капля правды — после всех войн и убийств прошлого от

призраков было бы уже просто не продохнуть.

Однако я долго рассматривал замок из-за деревьев, не решаясь

выехать на открытое место, ибо в развалинах могла таиться и вполне

реальная опасность. Преимущество каменных стен и сводов над лесной

землянкой очевидно не только мне, а лихих людей за последние годы

развелось немало. Сейчас хватает и господ дворян, выходящих на большую

дорогу — что уж говорить о простых мужиках, вроде обитателей утренней

деревни. И пусть, по большому счету, они не виноваты в том, что лишились

крова и имущества, но путнику, на котором они захотят выместить свои

несчастья, от этого не легче. Правда, тех, кто вздумает на меня напасть,

ждет крайне неприятный сюрприз. Но все равно, лишние проблемы мне ни к

чему.

Однако ничего подозрительного мои наблюдения не показали. Похоже,

что замок был мертв окончательно — не как труп, в котором еще копошатся

черви и жуки, а как начисто обглоданный скелет. Оно и логично, ибо

чего-чего, а большой дороги в этих краях не наблюдается. Может быть, я -

первый человек, появившийся на этом берегу с тех пор, как его покинули

солдаты победителя. Более не таясь, я выехал на открытое место и,

перебравшись через полузасыпанный ров, въехал во внутренний двор, уже

поросший травой. Конюшни и прочие службы были, конечно же, сожжены, так

что я просто стреножил своего жеребца и оставил его пастись, а сам

отправился осматривать руины.

Внутри замок производил еще более тягостное впечатление, чем

снаружи, ибо здесь дожди не могли смыть жирную копоть со стен и

потолков, и зеленая поросль не затягивала старые раны. В комнатах

громоздились останки сгоревшей мебели (кажется, в нескольких местах ею

пытались баррикадировать двери — без особого, очевидно, успеха), кое-где

на полу валялись истлевшие обрывки фамильных знамен и гобеленов. На всем

лежал густой слой пыли и грязи. Наклонившись, я поднял с пола оловянное

блюдо; чуть дальше валялся кубок, сплющенный солдатским сапогом. На

лестнице мне попался щит, разрубленный надвое — деревянный, окованный

железом лишь по периметру. Как видно, гарнизон замка не отличался

хорошим вооружением, да и сами хозяева явно не входили в число самых

богатых родов Империи. Я был готов и к другим находкам, ибо давно прошли

те времена, когда после боя всех павших предавали земле согласно обычаю,

не деля на победителей и побежденных. Теперь — хорошо, если выкопают

общую яму хотя бы для своих, а оставлять зверям и птицам мертвых солдат

противника давно стало нормой. Однако пока что человеческие кости мне

нигде не попадались. Может быть, крестьяне, наведавшиеся сюда после

сражения, все же исполнили последний долг перед своими сеньорами, а

заодно и теми, кто им служил, хотя в такое благородство не очень

верилось. Или же командир штурмующих оказался человеком старых рыцарских

правил — в это верилось еще меньше.

Я вошел в очередную комнату и вздрогнул. С закопченой стены над

камином мне в лицо щерились обгорелые черепа. Нет, не человеческие.

Рогатые и клыкастые, они, очевидно, некогда были охотничьими трофеями

хозяина замка — но теперь, сгоревшие до кости, больше походили на морды

адских демонов, глумливо скалящиеся над участью своих былых победителей.

Из всей коллекции каким-то образом уцелело лишь чучело большой совы,

стоявшее на каминной полке. Заинтересовавшись, как огонь мог пощадить

птицу, я подошел ближе и уже готов был протянуть руку, как вдруг сова

резко повернула голову, шумно взмахнула крыльями и взлетела, едва не

зацепив когтями мое лицо. Я отшатнулся; обалделая спросонья птица

бестолково заметалась под потолком, стряхивая пыль и сажу со стен, пока,

наконец, не сообразила снизиться и вылететь в узкое окно. Я с

неудовольствием понял, что сердце мое колотится так, словно я и в самом

деле встретился с призраком. "Глупость какая", — пробормотал я и сделал

движение, чтобы повернуться и выйти из комнаты.

— Стоять! Не двигаться!

Голос, произнесший эти слова, явно не был голосом взрослого

мужчины. Но я отнесся к приказанию со всей серьезностью. В стране, где

двадцать лет идет гражданская война, запросто можно получить стрелу в

спину и от десятилетнего мальчишки. Тем более что он не выкрикнул свое

требование, как можно было бы ожидать от испуганного ребенка, а произнес

его твердо, но негромко — очевидно, учитывая, что я могу быть не один.

Стало быть, у парнишки есть кое-какой опыт… не хочется даже думать,

какой именно.

— Стою, не двигаюсь, — согласился я. — Ногу опустить можно? Боюсь,

на одной я долго не простою.

— Можно, но без резких движений, — серьезно разрешил голос. — У

меня арбалет. Пробивает любой доспех со ста шагов. И если ты думаешь,

что я не умею с ним обращаться — это последняя ошибка в твоей жизни. Ты

все понял?

— Да. Не сомневаюсь, что ты отличный стрелок.

— Теперь медленно повернись. И держи руки подальше от меча.