Приговор, который нельзя обжаловать

О предстоящей поездке я узнала за неделю – от Сони. И все радовалась, думала, что Сонечка непременно будет жить у меня эти двенадцать дней, готовилась и представляла, как здорово мы станем проводить с ней наш отпуск: у них свои забавы, а у нас свои. И как-то недоучла, что внучка моя – почти взрослая девушка, намечая сплошь детские развлечения. Вечером, когда по моим расчетам семейство уже уехало, позвонила Соне (первый раз за много-много лет сама позвонила, не опасаясь натолкнуться на кого-нибудь из родных), пригласила к себе. И была страшно обижена, услышав отказ – вежливый, даже ласковый, но отказ. Сонечка сказала, что давно мечтала пожить в полном одиночестве, что у нее как раз творческий подъем, она хочет написать одну вещь – большую вещь, в прозе: может быть, повесть, а может, роман, как получится, и просила – вежливо, даже ласково – дать ей такую возможность. То есть не надоедать звонками и приглашениями, – это я тогда, обидевшись, уже от себя прибавила.

Обиделась я, снова позволила себе обидеться, и ничего, ну совсем ничего не почувствовала. А она, оказывается, вон что надумала!

Пора распечатывать бандероль. Пальцы деревенеют – как тогда, совсем как тогда. Как страшно быть старой! Какой непосильный груз – потерять любимого ребенка, будучи такой старой!

Я прекрасно помню, как и при каких обстоятельствах получила бандероль – то есть сейчас взяла и вспомнила. Я ведь главным образом почему никак не могла восстановить все в памяти – меня сбивал тот факт, что я совершенно не помнила, как ходила на почту. Так я и не ходила! Бандероль Игорек получил по квитанции и моему паспорту. Меня на нашей почте все хорошо знают, и Игоря знают, вот и выдали.

Мы садились в автобус, чтобы ехать с кладбища на поминки. Меня официально на них пригласили, а Игоря нет. Катя подошла и сказала: «Мама, ты ведь к нам сейчас?» – а на Игорька даже не посмотрела. Он помог мне войти в автобус – он меня все время поддерживал! Я сидела и не знала, как ему объяснить, что дочь моя… что на поминки ему нельзя. Сидела, не знала, открыла от неловкости сумку, принялась в ней копаться – вот тут-то и натолкнулась на извещение. И восприняла свою находку как выход, не зная еще, что за бандероль мне прислали, а главное – кто прислал. Попросила Игоря срочно забрать, отдала ему свой паспорт. Так я вывернулась с поминками – мне казалось, очень удачно.

Поминки были устроены у Королевых дома. Выдвинули большой стол, накрыли белой скатертью, расставили водку, вино и закуски. Как давно я здесь не была! Впрочем, и сейчас меня как будто бы не было. Никто не обращался ко мне, никто не выражал соболезнования, даже Катя ни разу не подошла – смерть Сонечки нас не сблизила. Мне захотелось поскорее уйти, помянуть свою Соню наедине с собою – эти люди мешали, невыносимо мешали. И холодно, холодно, как же мне было холодно среди них!

Разлили по рюмкам спиртное – кому вино, кому водку, – выпили. Поднялся Артемий и опять завел свою речь о непосильном грузе и о том, что душа Софьи не вынесла боли. Во всяком случае, он один из всех хоть отчасти понимал причину ее гибели. Вероника его перебила, стала, в который уж раз, рассказывать о том, что задержался поезд. Катя заплакала, Роман увел ее в другую комнату, нежно и бережно обнял. Я поднялась и ушла – проводить меня никто и не подумал.

Мне очень хотелось поскорее оказаться дома – не понимаю, почему в таком случае не догадалась взять такси? Я долго тряслась в троллейбусе, потом медленно и неуверенно шла по улице – сердце болело все больше и больше. Невыносимо замерзли руки – перчатки я где-то оставила. Невозможно длинная лестница. С сердцем стало так плохо, что я подумала: не дойду – и хорошо. Я ведь еще не знала, что ждет меня дома, не знала, что мне не только умирать сейчас нельзя, но даже заболеть.

Не знала, но дошла, и дверь открыла, и свет включила. Бандероль лежала на тумбочке в прихожей – перевязанная почтовыми бечевками. В изнеможении я опустилась на стул, взяла ее в руки – и увидела обратный адрес. Соня отправила мне эту бандероль, моя мертвая внучка Сонечка!

Нет, повременю вспоминать! Еще минуточку повременю! Сердце зашлось. Я старая, больная женщина, я не могу!

О похоронах и кладбище и то легче, о дочери моей легче! Я… И Игорька рядом нет. Я сама его сегодня услала на весь день, потому что приготовилась вспоминать. Потому что воспоминаниям любой помешает, даже самый близкий человек, таким воспоминаниям – помешает. И потому еще… Да, еще потому, что Игорек… Я не лукавила, когда говорила, что Игорек мне почти родной внук, но он никогда – никогда, никогда! – не сможет заменить Сонечку.

Выдохнула, выговорила… Как же мне плохо! Слезы щекочут лицо, заливаются в нос, мочат подушку. От мокрого знобит невыносимо.