Приговор, который нельзя обжаловать

Я долго бродила по отделу игрушек – рассматривала пестрое стадо меховых зверей, – пока мой взгляд не остановился на красной собаке с черными конопушками на толстом носу и белой изнанкой висячих ушей…

Да, да, да! Так все и было! Она, значит, не забыла Тоба, моя хорошая девочка! А мне тогда показалось, что Соня на него даже не посмотрела. Я ведь обиделась не только на Катю, не столько на Катю обиделась, больно мне стало совсем не из-за Катиного окрика – я на внучку мою обиделась. Так долго и с такой любовью выбирала игрушку, а она и смотреть не стала, мне назло разразилась стихотворением… Как мне было больно! Помню, забрала я свой отвергнутый подарок и ушла. Иду по улице, слезы льются, обидно и больно. Я ведь хотела тогда подарить игрушку первому встретившемуся ребенку. И подарила бы, если бы встретился.

Хорошо, что не встретился, какое счастье, что не подарила! Эта собачка у меня до сих пор хранится, в чемодане на антресолях. Сонечка помнила моего Тоба. Боже мой, она помнила!

Я отложила тетрадь – теперь мне не страшно будет к ней возвращаться, – быстро, почти бегом, ринулась в прихожую, подставила стул, достала чемодан – о сердце своем совершенно забыла, сердце совсем не болело. Вот она, эта собачка, веселый, жизнерадостный Тоб. Здравствуй, мой дорогой, пойдем, мы будем вместе читать Сонечкину повесть. Она нас с тобой тогда не отвергла, это мы, два дурака, напрасно разобиделись. А виновата не она, о, совсем не она, виноваты другие. Впрочем, мы это всегда знали, что же тогда…

Я вернулась в кабинет, прижимая к себе собаку, и стала читать дальше.

Собака и сейчас со мной, где-то здесь, под одеялом. Как только уходит Игорь, я возвращаюсь к Тобу. Я возвращаюсь к Тобу, но не могу вернуться к Сонечкиной повести… Все эти дни не могла, а сегодня поняла, что оттягивать больше невозможно. Мне нужно все вспомнить, еще раз все уяснить и принять решение. Потому что Сонина повесть – это не только обвинение, не только объяснение ее поступка, но и завещание.

Я дочитала тогда до конца, дочитаю и теперь. Тогда, в первый раз, сил хватило, должно их хватить и теперь. Тетрадь… вот она, тетрадь. Собака, с которой все и началось, – вот она, здесь, под боком.

Мой ребенок вырос. Когда это случилось? Год назад? Полгода?

Я дочитаю до конца. Я выполню завещание.

Глава 2. Убийство Екатерины Королевой

Киллер

Заказ был прост и потому совершенно неинтересен: проникнуть в архив университета, установить в обогреватель взрывчатку, подложить в почтовый ящик конверт с рукописью, убедиться, что жертва прочитала этот по-детски скроенный приговор, убедиться, что взрывное устройство сработало и приговор приведен в исполнение, забрать (если уцелеет) рукопись – и получить свой гонорар. За профессионально выполненную работу. Профессионально! Да тут никаким профессионализмом не пахнет. Задание для начинающего киллера, киллера-стажера, не подающего особых надежд. Инициативы никакой и то не проявишь, все расписано и утверждено. До оскорбительности простая задача. Рутина, никакого творческого начала. Он даже хотел, чтобы хоть как-нибудь сбился навязанный ему заказчиком план, ну хоть один бы кирпичик выпал, например, возникли трудности с проникновением в архив, или жертва, почувствовав неладное, попыталась бы избежать своей участи. Но ничего этого не случилось. Университетский корпус, в котором располагался архив, охранялся ночью сторожем-пьяницей, который к тому же оказался бывшим соседом по площадке. Усыпить его бдительность не составило никакого труда, в прямом смысле слова усыпить – хватило полбутылки литровой водки и получаса разговора по душам. Сторож уснул, навалившись хилой, подточенной многолетним алкоголизмом грудью на стол, и пришел в себя, вероятно, только к утру, когда настало время сдавать вахту. Сам же архив вообще не охранялся. Ну а жертва… Хлопот она не создала совсем никаких, спокойно пошла на убой. Вот только… Ну да, жертва… Жертва, эта женщина… Она его примирила с оскорбительно простым заданием. С такой женщиной в качестве жертвы работать было одно удовольствие, эстетическое наслаждение. Красивая женщина, очень интересная женщина, печальная женщина… С такой ему еще никогда не приходилось иметь дело. Он бы женился на ней, честное слово, при другом раскладе. Развелся бы со своей Ириной, а на ней женился. Великолепная женщина! Именно такие ему всегда нравились.

Екатерина Васильевна Королева

Дверь квартиры захлопнулась с оглушительным стуком – сквозняк. Сколько дней уже этот ветер? Сквозь щели окна воет тоскливо и протяжно, все воет и воет, охрип уже выть.

Зябко. Ноги коченеют. Ветер. Вот внизу распахнулась дверь – ворвался, побежал по ступенькам.