Приговор на брудершафт

– Тебя точно не интересует квартира? Сразу предупреждаю: ни один суд не вернет ее ни Долматову, ни его представителям. Моя прописка в квартире и ее обмен были совершенно законными.

– Долматов настроен биться за квартиру. Он выйдет осенью, вполне возможно, найдет тебя, и вы с ним обсудите нюансы прописки и выписки. Меня в истории с квартирой больше всего интересует фотография. Ничего не хочешь про нее рассказать? Опасности-то никакой нет. Я уверен, что оригинала фотографии больше не существует.

– Так и быть! Уболтал, расскажу. Все началось с визита к матери Долматова. Он хотел пустить ей пыль в глаза, убедить, что нашел девушку, на которой хочет жениться. Дерябина категорически отказалась с ним поехать, так что пришлось изображать его невесту мне. Знакомство со старушкой прошло на удивление гладко. Она хлопотала вокруг меня, словно мы только что вернулись из ЗАГСа. Пока Долматов переодевался, пересчитывал деньги, что-то записывал, мы с его матерью попили чайку и даже нашли общие темы для разговора. Ну, как нашли… Она болтала без умолку, а я поддакивала в нужный момент. Долматову понравилось представление, и он решил меня отблагодарить. Когда мы вышли из подъезда, он протянул пятьдесят рублей и с ухмылкой сказал: «Держи, заработала!» Я взяла деньги и поклялась при случае отплатить ему за унижение. Я бы подстроила Долматову мелкую пакость, высмеяла бы его в кровати или еще что-нибудь в этом роде, но не так же, как получилось! Весть об изнасиловании младшей Дерябиной была для меня как гром среди ясного неба. Лену Дерябину насиловать было ни к чему, она и так была на все согласна, но против закона не попрешь! Кто-то тщательно поработал над инсценировкой преступления.

– Когда ты поняла, что его подставили?

– С самого начала. В любом преступлении есть сомнительные моменты, над которыми следователю надо поработать, а тут все ясно, все доказательства налицо. С юридической точки зрения задумка была осуществлена безупречно. Есть жертва, есть доказательства и мотив преступления. Зачем только это было сделано, трудно сказать. Если из-за денег и видеомагнитофона, то овчинка выделки не стоила. На сестер Дерябиных потом столько грязи вылилось, что не позавидуешь. Особенно не повезло Кате. Отец фактически выгнал ее из семьи, и она скатилась до уровня жизни обычной советской студентки. Обратное превращение – из князи в грязи! То она по ресторанам шиковала, а тут при мне в кулинарии полуфабрикаты выбирала.

– Кто, по-твоему, все это устроил?

– Скорее всего, сама Катя. Она, наверное, не разобралась в вопросе и думала, что заявление об изнасиловании можно забрать. Одно могу сказать точно: Нечаева действовала по ее инструкциям. Сама по себе Марина не рискнула бы в эту историю ввязываться и милицию вызывать. Хотя… кто его знает!

– В смысле? – не понял Воронов.

– Из Кати актриса никудышная. Если она врет, то по ней это видно. После изнасилования я увидела ее примерно дня через два. Она была ошарашенная, не знала, за что хвататься. Потом отошла и взялась действовать. Обобрала мою будущую свекровь. Все из нее вытянула, даже ношеные джинсы Долматова забрала. Но это было после, а в первые дни на нее было жалко смотреть.

– Буглеев уверял меня, что Нечаева вызвала милицию по собственной инициативе.

– Все может быть! Но маловероятно. Одно могу сказать точно: я к этой истории ни малейшего отношения не имею.

– Верю. Давай про квартиру.