Приговор на брудершафт

– Пока шел суд, я присматривалась к матери Долматова и поняла, что ей нужна поддержка, что она чувствует себя одинокой, брошенной на произвол судьбы. Все участники процесса смотрели на нее как на мать насильника, как на женщину, породившую преступника. Я старалась держаться в стороне, а когда Долматова осудили, пришла к ней и напомнила о себе. Мне нужно было материальное доказательство моих отношений с Долматовым. Учитывая умственные способности старушки, это могла быть фотография или письмо от сына. Письмо подделать я не могла, а с фотографией помог случай. Нечаева, Катя и Долматов сфотографировались на память. Фотка валялась у Кати в гостиной. Я забрала ее еще до ареста Долматова, думала подшутить: нарисовать ему рожки и вернуть карточку на место. После суда я решила, что в этой фотографии – ключ к сердцу матери Долматова. Изготовить новую карточку было делом техники. Я отрезала Катю и Марину, оставила одного Долматова. С фрагментом фотографии, где была Дерябина, пришла в фотоателье и попросила сделать мне точно такой же снимок. С третьей попытки у фотографа получилось подобрать и освещение, и размер. Он, кстати, не поинтересовался, зачем мне дублировать неизвестную девушку на фото. С двумя частями фотографии я пришла в художественную фотомастерскую и попросила сделать цветной портрет. Моя просьба вопросов не вызвала. Мастер совместил два фрагмента, перефотографировал их на один снимок, и с него сделал увеличенный портрет. При изменении размеров фотографии стык между мной и Долматовым стал размытым, и определить на глаз, что это фотомонтаж, стало невозможно. Фон общего снимка отретушировали, одежду раскрасили. Я, когда посмотрела, что получилось, сама обомлела – настолько правдоподобно мы смотрелись с Долматовым. Даже выражение лиц у нас было одинаково умиротворенным. Его мать, когда увидела портрет, заплакала и охотно поверила, что я его невеста и буду ждать невинно осужденного жениха восемь лет. Бред, конечно. Кто будет восемь лет молодости на ожидание тратить? Не всякая жена согласится столько лет в одиночестве провести, жизнь впустую потратить, а если сделает вид, что ждет, то будет по ночам тайных гостей принимать. Да и было бы для кого стараться! Долматов – мужичонка так себе, ничего выдающегося. Если бы он восемь лет назад предложил мне пойти за него замуж, я бы отказалась.

– Так ты еще во время суда решила завладеть квартирой?

– Зачем же так сразу – завладеть! Прописаться, обрести свой угол. Не век же мне с родителями жить и жениха с квартирой присматривать. Можно самой попробовать жилплощадью обзавестись. Знаешь, сколько я с его мамашей намучалась? Попробуй пожить в одной квартире со старухой, у которой едет крыша. День-два вынести можно, а на третий появляется желание собственными руками придушить старушонку и избавиться от ее бесконечного нытья.

– Ты сразу к ней переехала или выждала время?

– Прекрати со мной разговаривать, как с обвиняемой! – разозлилась Титова. – Если хочешь потренироваться в допросе, выбери другую жертву. С Жигулиной поговори или с Мариной, а на мне нечего отыгрываться. Если ты взял меня за горло, это еще не значит, что можешь издеваться, как вздумается.

– Мир, дружба, жвачка! – предложил Воронов. – Не обращай внимания. Продолжай.

– Вначале я приходила к ней по вечерам – просто так, посидеть, вспомнить, какой у нее хороший сын был. Потом стала бегать за продуктами, врача из поликлиники вызывать. Как-то раз засиделась допоздна и осталась ночевать. Через некоторое время перевезла к ней свои вещи и уговорила будущую «свекровь» прописать «невестку» у себя вместо осужденного сына. Письма в зону она писала под мою диктовку, у самой уже ума не хватало, как связно события изложить. Ответные письма я легко перехватывала. Как только почтальон принесет почту, так я тут же проверяла ящик и письма из зоны изымала. Сколько угроз и проклятий он на мою бедную голову обрушил! Я за его сумасшедшей мамашей ухаживала, а он обо мне ни единого хорошего словечка не написал.

– Наверное, заслужила! – не удержался Воронов.

– Ты опять начал?

– О, нет! Я просто слышал эту историю с другой стороны, и мне есть с чем сравнивать. Долматов, кстати, о вашем свидании вспоминал как о самом ярком событии в жизни.