Приговор на брудершафт

– Марина, не надо дергаться и пытаться освободить руку. Если прохожие вмешаются в наш разговор и попытаются помочь вам, то я заявлю, что поймал известную воровку-карманницу и в данный момент доставляю ее в районный отдел милиции. Стоит ли позориться? Рядом могут больные оказаться. Что они о вас подумают?

– Вы аферист, мошенник! – догадалась Нечаева. – Ни в какую милицию вы не пойдете. Вас самого там арестуют.

– В беседке я покажу вам служебное удостоверение, а пока запомните: если мы окажемся в милиции, то я буду вынужден написать рапорт о выявленном преступлении.

– Каком преступлении? – изумилась Марина. – Вы сумасшедший? У вас ненормально с психикой?

– В милиции психов нет!

Нечаева попыталась освободиться, но безуспешно – Воронов крепко держал ее за руку.

– Запоминай! – Виктор перешел на «ты». – Если у нас не получится разговор по душам, я сегодня же напишу рапорт о твоем участии в убийстве Долматова. Его ведь вы с Леной Дерябиной прикончили, не так ли?

– Долматова убили? – не поверила Нечаева. – Я его после суда не видела и к его смерти отношения не имею! Когда и где он скончался? Я три года из Хабаровска не выезжала, а Долматов в Приморье сидел. К нему Вика ездила. Может, она его убила?

Воронов завел женщину в беседку, отпустил ее руку.

– Есть такое выражение – живой труп. В физическом плане человек существует: передвигается, ест, пьет, спит. А в моральном отношении его уже нет. Физическая оболочка осталась, а души – нет. Вы с Дерябиной убили его душу. Когда я весной встречался с Долматовым, от него уже почти ничего не осталось. Он, кстати, должен был уже освободиться.

– Ко мне приедет? – испугалась Марина.

– О нет! Если он доберется до Хабаровска, то пойдет разбираться с Викой. Она же его без жилья оставила. О твоей роли он не подозревает. Пока только я один знаю, что это ты упрятала его за решетку.

– Кто вы такой? Что вам надо? – занервничала женщина.

– Как вы мне надоели, идиотки! – воскликнул Воронов. – Вас что, в инкубаторе вывели? Ты уже третий человек, кто задает мне одни и те же вопросы: кто ты, что ты, зачем ты полез в это дерьмо? Полез, потому что хочу познать истину! Меня жернова интересуют. Понятно?

Пожилой мужчина, выгуливающий лохматую собачку, остановился, внимательно посмотрел на странную парочку и поспешил прочь. Вмешиваться в семейные разборки у него не было ни малейшего желания.

«Нашли, где отношения выяснять! – подумал пенсионер. – Не ночевал мужик дома – ну и что с того? Может, он в засаде был, преступника выслеживал?»

Нечаева, окончательно сбитая с толку, мужчину с собачкой не заметила. Она вообще никого во дворе не видела. Неожиданный натиск незнакомца поставил Марину в тупик: она не знала, что дальше делать и как себя вести. Воронов, удовлетворенный началом разговора, сел на лавочку и закурил.

– Садись! В ногах правды нет.

– Здесь кругом грязь, куда я сяду?

– Грязь? О нет! Это не грязь. Это мельчайшие кусочки влажной почвы и мусор, нанесенный ураганом. Настоящая грязь была скрыта под обложкой уголовного дела по обвинению гражданина Долматова в изнасиловании несовершеннолетней Елены Дерябиной. В июле я собственноручно сжег это уголовное дело, избавил мир от гнусного клубка лжи, подлости и человеческой глупости, помноженной на равнодушие и наплевательство к судьбе случайно попавшего в жернова человека. Долматова убили вы впятером. Ты, младшая Дерябина и трое следователей прокуратуры, которые не захотели расследовать преступление должным образом. Ты и Дерябина – непосредственные исполнители преступления: вы столкнули морячка в жернова правосудия. Трое следователей равнодушно наблюдали, как его перемалывает в труху.

– Ты псих, ненормальный. Тебе лечиться надо, – перешла на «ты» Нечаева. – Дай закурить!

– Не знал, что ты куришь! – искренне удивился Воронов.

– С вами, сволочами, не только закуришь, но и запьешь!

Марина закурила, выпустила дым под ноги, посмотрела на Воронова, разозлилась и перешла в атаку:

– Погоди, что значит «не знал»? Ты что, следил за мной? Ты наводил обо мне справки? Подонок! Как ты посмел вмешиваться в мою личную жизнь?

– Какая патетика! – «похвалил» Виктор. – Частная жизнь священна и неприкосновенна? Расскажи об этом Долматову, он всплакнет от умиления.

Проходившая мимо женщина осуждающе посмотрела на девушку с сигаретой и отвернулась, демонстрируя презрение к распутной молодежи. Воронов щелчком отправил окурок к забору детского сада и продолжил: