Приговор судьи

– Они нас обманули! – заорал разведчик с порога. – Они подсунули нам автомат без патронов! А в разгрузке только один рожок, и то пустой!

– Ага… как же… размечтался! – Андрюха криво ухмыльнулся своими обожженными губами. – Так я тебе заряженную пушку и отдал.

Подполковник произнес это очень тихо, так что расслышать его могли только лишь мы с Олегом. Ну, это, наверное, и к лучшему. А то слово за слово… и пошло, и поехало… Такие вот перепалки иногда очень плохо заканчиваются.

Гром зыркнул на чекиста, молниеносно оценил ситуацию и выдал на мой далеко не объективный отцовский взгляд самый лучший ответ, который только можно было изобрести в сложившейся ситуации:

– Кальцев, твою же мать! Ты что забыл, сколько весит заряженный автомат? Целый час таскал его и не понял, что магазин пуст!

Глядя на суровое лицо сына, его плотно сдвинутые брови, я едва удержался от улыбки. Цирк-зоопарк, а ведь товарищ Гром сам довольно долго мусолил в руках мое оружие. И точно так же, как и Кальцев, ничего не заметил, даже не додумался отстегнуть и проверить рожок. Эх, молодо-зелено! А Леший все-таки молодец. Только куда же это он патроны засунул?

Контратака Олега охладила головы нежданных визитеров. Они замерли и стали растерянно друг с другом переглядываться.

– Не, командир, – наконец промямлил невысокий мужичонка, который стоял слева от одинцовского разведчика, – мы подумали, что ежели они с автоматом надурили, то и в чем другом тоже могли. А ты с ними в одиночку поперся. Так что мало ли что…

– Это мой отец, – прервал говорившего Гром, указывая на меня.

– Мы понимаем, что отец, – заговорил другой «серый», который крепко сжимал в руках самодельное мачете, сделанное из плоской детали какого-то механизма. – Только ханхи могли и его переделать. Для них отец, брат, сват все едино.

После этих слов я понял, что должен что-то сказать. Оправдываться, защищаться, искать какие-либо аргументы, все это категорически не лезло в голову. Захотелось просто по-человечески взглянуть в глаза вдохновителю всей этой бучи и спросить:

– Кальцев, что ж ты, подлая твоя душа, такое творишь?

Одинцовский разведчик сразу сник. Он тяжело опустился на один из ящиков и, уставившись в каменный пол, хрипло произнес:

– Извини, полковник. Накатило что-то. Затмение какое-то. Как вспомню, во что они наших превратили…

Он так и сказал ни «в кого», а именно «во что». И от этой мелочи я вдруг вздрогнул как от ледяного пронизывающего ветра.

– Всех превратили? – в наступившей вдруг тишине голос Загребельного прозвучал очень гулко.

– Тех, кто был в моем блоке всех, – прохрипел в ответ разведчик. – Старика Дягилева просто растворили. Был человек, а теперь жидкость в трубках. Коле Горобцу череп живому вскрывали, без всякого наркоза. Он так орал, что стены тряслись. А потом туда дрянь какую-то вшили. Так что у него теперь вместо затылка серая мутная медуза.

– Жив еще? – проскрипел я зубами.

– Коля-то? Кто ж его знает, может и жив, – Кальцев всего на секунду поднял на меня глаза.

– А Томас? Нина?

– Крайчека не видел, – Александр отрицательно покачал головой. – А с женщинами вообще отдельная песня. Я так понял, их совсем в другом месте держат. Они в цех вообще не попадают.

– Сбежать-то тебе как удалось? – Леший подцепил керосиновую лампу и поставил ее повыше, на небольшой штабель из деревянных ящиков. Теперь лица большинства присутствующих стали видны в мельчайших подробностях.

– Да я уже тут всем по сто раз рассказывал, – одинцовец поглядел на пришедших вместе с ним людей, и те согласно закивали.

– А ты еще раз расстарайся. На бис, так сказать.

После того, как Гром подкрепил требование подполковника своим властным кивком, у Кальцева просто не осталось выбора.

– Всем, кто попадает на базу, в вену вливают какую-то дрянь, – начал Кальцев со вздохом. – Много вливают, с пол-литра, наверное. Минут через десять после этого человек себя уже не контролирует. Он становится, будто машинка на радиоуправлении, как хочешь, так и верти.

– Наркотик какой-то, – предположил я.

– Нет, полковник, ты не понял, – рассказчик болезненно скривился. – Голова при этом остается совершенно чистая. Человек все чувствует и понимает, только вот само тело ему больше не подчиняется. Даже если бедолагу на куски резать станут, он все равно лежит смирнехонько, не шелохнется. А на конвейере я такую хрень видел: перед одной из установок платформа с одним из наших, кажись с Сенькой Кривым, перевернулась и внутрь уже вверх тормашками вползала. Так Семен на ней больше не лежал, а висел лицом вниз. И самое странное, что не падал, словно приклеили его.

– Ах, мать твою! – вырвалось у Загребельного.

– Что-то знакомое? – мы все уставились на офицера ФСБ.

– Нанороботы, – пробасил тот. – В штатах велась разработка спецобразцов для дознания. Так вот, похоже, это их родные братья. Эти бестии ведь до самой дальней клеточки доберутся, да и магнитить будут, если прикажут.

– Кальцев, неужто и тебе эту дрянь впрыснули?! – я перевел взгляд на разведчика.