Приговор судьи

– Кто ж их разберет, головастых этих гребаных! У них, похоже, какая-то своя, дикая, вывернутая наизнанку логика.

ФСБшник на несколько секунд замер. Он просто стоял с канистрой в руках и тупо пялился на плоды наших с ним трудов. Хорошо зная Загребельного, я с уверенностью мог сказать, что думает он вовсе не о том, с какой стороны станет поджигать всю эту груду.

– Слушай, Максим, а ведь завалили мы его как-то странно, – Андрюха оправдал мои ожидания. – Я ведь мог в него стрелять пока не закончатся патроны, а вот нет же, бросил автомат и какого-то хера попер в рукопашную.

– У тебя не было шансов пробить его защиту. Так что поступил ты очень даже умно.

– Это я понимаю, – чекист кивнул. – Сейчас понимаю. А тогда… Тогда будто в спину кто толкнул.

– Как раз это и называется «бесценный боевой опыт», – я похлопал друга по плечу.

– Спасибо, что растолковал, – тот криво усмехнулся. – Только этот гад меня вместе со всем этим «бесценным боевым опытом» легко и спокойно мог в решето превратить. У него же реакция молниеносная, не человеческая. Двое других почти тридцать наших положили, и знаешь почему? Потому, что только так их остановить и можно было, трупами закидать, как немецкие танки в сорок первом. А пулеметчик в броне… он покруче всех остальных будет. Это основная ударная сила группы, крепость ходячая. А мы его как бабу завалили и трахнули.

Слова приятеля меня покоробили. Вернее даже не сами слова, а настроение подполковника. Цирк-зоопарк, опять он завел старую песню, мол, кто-то все решает за нас, командует о чем нам думать и как поступать. Бред собачий! Дело здесь совсем в другом: мы просто старые матерые волки, которым, к тому же, пока чертовски везет.

Именно на этом месте я вдруг и вспомнил автоматчика, которого сжег одинцовский разведчик. А ведь тогда мне и впрямь показалось, что двигался он невероятно медленно. Ну, прямо сонная муха, а вовсе не грозная машина смерти. Хотя… Сейчас сложно объективно оценить ту ситуацию. Что-то показалось, привиделось, но это еще ничего не значит. Человеческие ощущения, они ведь весьма субъективны. Вот кабы отыскался еще хотя бы один свидетель… Стоп! Кальцев! Я вдруг понял, что свидетель и впрямь имеется. Его обязательно следует расспросить. Разумеется не сейчас. Потом. На рассвете. Конечно же, если мы до него доживем.

Вдруг течению моих мыслей что-то помешало. Складывалось ощущение, будто в мозг проник какой-то инородный предмет. Его было невозможно игнорировать. Он беспокоил, раздражал, упрямо принуждал делать то, в чем, казалось, не имелось ни малейшего смысла. Именно повинуясь этому внутреннему приказу, я и стал глядеть за борт. Я словно пытался пробить взглядом плотный, на совесть перемешанный коктейль из тумана и мрака. И, цирк-зоопарк, на какой-то миг мне это действительно удалось. Внизу, за полтора десятка шагов от борта корабля, глаз царапнуло легкое, едва различимое движение. Дьявольщина, показалось или нет? Я все еще терялся в сомнениях, когда до слуха долетел совершенно отчетливый крик: «Товарищ полковник! Эй, мужики! Я здесь! Я вернулся!»

– Пацан… – ошарашено выдохнул Леший. – Живой!

Это самое «Живой!» бабахнуло у меня в ушах, словно выстрел стартового пистолета. От него я очнулся и заметался по совсем небольшой площадке сигнального мостика. Ему надо как можно быстрей попасть на борт! – эта мысль будто пульс стучала в висках. – Иначе может быть поздно. Иначе они его сожрут.

– Васек, молодец! Э-ге-гей! Вернулся, чертяка! – между тем неслось с нижних палуб. Люди Грома от всей души радовались за своего воскресшего из мертвых товарища.

В отличие от всех остальных «серых» я был вовсе не в настроении веселиться. Все нутро неожиданно затопил невесть откуда взявшийся страх. От него застучали зубы, заледенели руки и ноги. Именно этот страх и заставил схватить ближайший из факелов, швырнуть его на звук, примерно туда, где сейчас остановился наш юный герой.

Вращающийся огненный снаряд умчался вниз по крутой дуге. Еще до того как он превратился в бесформенное тускло-желтое пятно, я увидел то, чего и страшился больше всего. Туман вокруг факела распался на десятки тонких, будто грязные прогнившие бинты, лент. Они шарахнулись прочь от пламени, зашипели голосами разъяренных ядовитых змей. «Шабаш-шабаш», – эта зловещая песня вмиг захлестнула небо и землю, казалось, от нее завибрировал сам металл корабля, на котором мы стояли.

– Хватай факел! – заорал я, срывая голос. – Беги к корме! Беги со всех ног!

– Призраки! Зажигайте костры! – бас Загребельного заглушил мой голос.

– Огнеметчики, огонь! – это уже откуда-то снизу командовал Олег, и ему вторила волна голосов, повторяющих, передающих приказ.

В считанные секунды вся надстройка БДК вспыхнула, словно была охвачена неистовым пожаром. Туман за бортом засветился, и скрывающиеся в нем бестии кинулись прочь от корабля. Все мы, по крайней мере сейчас, оказались в безопасности, чего никак нельзя было сказать о парне, который все еще оставался за границей света.