Приговорен к расстрелу

Материала, собранного в Америке, мне хватило бы на добрых полгода. То, что я делал в то время, было относительно новым для радио «Свобода». Журналист выходил в жизнь, чтобы собирать новости, брать живые интервью, вместо того чтобы пересказывать западную прессу или повторять дешевую и банальную пропаганду. Я был разъездным корреспондентом, мог покрывать свои деловые расходы и траты на путешествия, поэтому был практически не ограничен в выборе тем и мест. Я взял билет из Сан-Франциско до Сиднея, с остановками на Фиджи и в Новой Зеландии. Как обычно, я записал несколько передач заранее, чтобы не волноваться в пути о возможных перерывах. Надо сказать, что, несмотря на частые поездки, за восемь лет работы на «Свободе» я ни разу не пропустил ни одной передачи, а их шло по две в неделю, а иногда и больше.

Я остановился на Фиджийских островах, о которых раньше только читал. Мечты, которые я лелеял в турецком заключении, сбывались. Я оставил позади прилизанные улицы Мюнхена, немецкую чопорность и необщительность.

Я остановился на короткое время на острове Вити Леву, в столице Фиджи Суве. Но вскоре мне повезло, и я присоединился к группе американцев, снимавших фильм на острове Ватулеле, расположенном всего в нескольких километрах паромом от Вити Леву. Этот остров был недоступен тогда иностранцам без приглашения вождя племени, Рату Джорджа. Майкл, глава съемочной группы, бывший офицер американского ВМФ, по профессии антрополог, лично знал Рату Джорджа со времен 2-ой мировой войны, и нас приняли как почетных гостей. Нам нужно было приготовить подарки для вождя и его супруги. На острове был сухой закон, но сам вождь не брезговал хорошим виски. Его жене я привез отрез сукна, купленный на базаре в Суве у торговца-индийца, а самому вождю — большую бутылку шотландского виски[17].

Нас поселили в фиджийской избушке («буре»), за нами ухаживала дочка вождя, готовившая прекрасные фиджийские блюда, которые мы ели прямо руками, как и положено по местным обычаям. Практически каждый вечер нас приглашали на церемонию питья напитка, называемого «кава». Мы пили огромные количества этого слабого наркотического напитка, который также является сильным мочегонным средством. Приготовлялся он из корней перечного дерева, доставляемого с соседнего острова. Корни перемалывались в ступе и разбавлялись водой. Получался грязноватый на вид напиток, который всегда следовало допивать до конца, чтобы не обидеть вождя. Напиток слегка расслаблял и вызывал состояние благодушия. Я подумал тогда, как было бы здорово, если бы в России водку заменили кавой! К тому же, как мне доверительно сообщил Майкл, кава обладала еще и антимикробными свойствами и американские морпехи во время войны использовали ее для лечения гонореи.

Каждая церемония распития кавы была связана с ритуалами, в соответствии с которыми гости рассаживались на причитающиеся им по рангу места. Все иностранцы автоматически получали ранг старейшин и рассаживались около вождя (позднее я узнал, что некоторые старейшины вовсе не считали это справедливым, особенно когда иностранный гость был молодым), самый уважаемый гость — напротив веревки, привязанной к краю чана с кавой.

Днем я отправлялся на подводную охоту с молодыми фиджийцами. Я был вооружен подводным копьем, купленным в Суве, и ластами. Однако туземцы были под водой намного более подвижны. Они стреляли по рыбе из пращей, оснащенных короткими металлическими стрелами. Думаю, что если бы туземцы не уступили мне несколько рыб и лангуст, мне могло бы ничего не достаться.

На острове, как мне объяснили со временем местные жители, было два племени, одно из которых было побеждено другим много лет назад. До сих пор между победителями и побежденными было заметно неравенство. Победители жили на самых плодородных землях острова, и вождь был именно из их племени. Трудно было представить себе, что предки этих приветливых людей, регулярно ходивших в методистскую церковь на острове, были когда-то, пожалуй, самыми коварными и жестокими людоедами Полинезии.

Майкл, сумевший заснять на видеопленку специально для него инсценированные и уже исчезающие из памяти племени военные ритуалы и пляски, по вечерам повествовал нам холодящие кровь рассказы о жестокости фиджийских дикарей, поведение которых могли наблюдать первые миссионеры. Нередко туземцы не только заставляли своих жертв самим готовить костер, на котором их потом зажаривали, но и, отрубая у них одну за другой руки и ноги, поглощали их на глазах у живых еще жертв.

Ныряя на Фиджи, я впервые увидел морских змей. Говорят, что они произошли от наземных австралийских змей. Некоторые породы этих змей чрезвычайно ядовиты. Две змеи, которых я увидел под водой, были более двух метров длиной. Они спокойно проплыли мимо меня. Когда я рассказал об этом нашему кинооператору, а он был заядлым любителем-герпетологом, он прыгнул в воду и попытался найти их, но их и след простыл.