Бальтазар поглядел на них и вздохнул. Нет, он решительно против воскрешения Фомы. Семья небогатая. Конечно, накопят, займут и вытянут его. Но вот оценит ли он их усилия, отплатит ли родителям, брату тем же? Ладно бы у Фомы были смягчающие обстоятельства: мучительная душевная или телесная болезнь… «Всё это у нас поправимо, и то… по-всякому бывает, – размышлял Бальтазар. – Кувенкласе влезут в неподъёмные долги, и на воскрешении будущего отказника Фомы их лунная одиссея закончится или отложится на неопределённо долгий срок. Ниточка тонкая – постоянно рвётся. Нет! Потом, когда-нибудь, в лучшие для них времена пусть попытают счастья. Эх, Фома, не все ошибки можно исправить».
Бальтазар решил перед уходом обязательно утешить их добрым словом. Скажет им, что они совсем не похожи на семьи, с которыми он до этого имел дело, а это очень хороший признак. И это ни в коем случае не сомнительная ложь для успокоения совести. Действительно, люди они славные, а по его опыту это кое-что да значит для верной оценки страховки. К тому же нечего их сейчас лишний раз беспокоить. Через год-другой Институт вышлет им экспертное заключение, и семья примет взвешенное решение насчёт Фомы. Может, тот заживёт обычной жизнью, а может, и не заживёт – что вероятнее всего.
Отсев к стене, Бальтазар взялся за переснятую тетрадку. Хм, в конце выдран один лист, любопытно. Неудачная зарисовка? К счастью, Фома пользовался обычными карандашами и бумагой, поэтому на другой странице могли остаться следы от вдавливания. Бальтазар дал мозговичку задание найти их и отобразить. Жутковатый рисунок – окровавленная плаха, палач с намалёванной на щеке чёрной слезой, который держит за волосы отрубленную голову, выставив её напоказ, – поблёк и исчез. На его месте проступило нечёткое изображение лица – если это нос и ниже усы, а не утиный клюв и затёртая помарка, к примеру. Или вообще фривольный набросок округлостей, что пониже спины. Хотя нет, определённо мужское лицо. Сзади вроде бы какие-то горы. Языки пламени? Интересно, почему Фома вырвал эту страничку? Кстати, это единственный здесь портрет. Надо бы расспросить о нём. Может, кто-то узнает в этих пятнах, кого рисовал Фома.
Раздался дверной звонок, и все встрепенулись. Клык зарычал, подняв голову с коленей Валеры, соскочил с дивана и бросился вон из гостиной. Ахилл тоже поднялся, буркнув, что откроет.
– Вы кого-то ждёте? – спросил Бальтазар.
– Никого, – отозвалась Паскуэла. – Даже родственникам пока не сообщили.
Было слышно, как Ахилл открыл дверь и с кем-то разговаривает. Вдруг он издал испуганный возглас. Залаял Клык, Ахилл что-то выкрикивал. Все вскочили.
Створчатые двери с грохотом распахнулись, и в комнату задом ввалился пёс. Пятясь и приглушённо рыча, он тащил за собой кого-то, вцепившись зубами в механическую руку-манипулятор. Это была туристическая тележка лунян: низенькая коробка на вездеходных колёсах, по бокам – руки-манипуляторы, а сверху – стеклянная полусфера, отображающая лицо пассажира. Дешёвая и потому распространённая замена человекоподобным устройствам для прогулок по Земле.
Неизвестный покорно следовал за яростно дёргавшей его собакой, впрочем, не оставляя слабых попыток вырваться. Свободной рукой он прикрывал полусферу (в просторечии – банку), пытаясь загородить лицо, и оглядывался назад. За ним в комнату просеменил андроид. Последним показался изумлённый Ахилл.
– Фу, Клык! Фу! – крикнул Валера, и пёс сразу отпустил руку туриста, негодующе на него тявкнул и отбежал к хозяину.
Гость потряс механической рукой и обтёр её о борт своей тележки. Он оглянулся на Ахилла, оставшегося в дверях, затем оглядел других, задержавшись взглядом на Бальтазаре. Тот подался вперёд: лицо в банке напоминало восстановленный портрет – усики, прилепленные чёрной заплаткой под утиным носом.
– Да он весь в крови! – воскликнула Паскуэла, рассмотрев вошедшего андроида.
– Он сказал, – кивнул Ахилл на тележку, – что это оно́ убило Фому. – Ахилл ткнул в андроида пальцем. – Покажи ладони!
Тот послушно выставил их перед собой. На рукавах его рубашки и пиджака виднелись засохшие красновато-бурые пятна.
Бальтазар тем временем вернулся к себе на орбитальную станцию и обследовал железяку, которую привёл незваный гость. Ага, полуавтономный андроид, после убийства мог сам уйти. Доступ открыт – бесхозный. Странно, очень странно – похоже, его покидали в спешке. Или к нему подключался Фома? Орудие самоубийства?
Забрав себе этого андроида, Бальтазар появился у Кувенкласе уже в его пластиковом обличье. Он незаметно повернул голову на лунянина в банке, стараясь получше его рассмотреть.
– Бальтазар, он нашёл его недалеко от дома! – воскликнул Ахилл, повернувшись к виртуальной гостиной. – А где наш следователь? – недоуменно произнёс он, не обнаружив того на прежнем месте.
– Кто?! Какой ещё Вальзесорогоро? – вдруг пискнула банка, переврав и оставив без перевода имя следователя, назначенное ему семьёй Кувенкласе. Платформа тележки приподнялась, и турист в банке закрутил головой: – Куда он пропал?