Приговоренные ко тьме

– Эти слухи не врут, государь. Есть действительно более долгий, но и более щадящий способ ослепления. Перед жертвой, которой палачи насильно не дают закрыть глаза, постоянно держат раскаленный прут. Жар от прута сушит глазное яблоко, а яркий непрерывный свет перед глазами убивает зрение в течение часа. Для остальных же органов эта процедура не имеет никакого вреда.

– Ну что же, – задумчиво произнес Беренгарий, оценивая изящество византийской казни, – на это будет любопытно и назидательно всем взглянуть. Да будет так.

Следующий час прошел в приготовлениях к казни, которую было решено совершить во дворе северной крепости. За это время двор и окрестности холма заполнились жителями Вероны, которые радостно приветствовали триумфальное возвращение своего повелителя и храбро лили потоки отборной брани на головы по-прежнему сидевших связанными бургундцев, которых обязали смотреть на страдания своего императора. К слову, тосканские воины Адальберта также находились здесь, безропотно подчиняясь действиям своего сеньора. Еще вчера они делили тяготы своего похода с бургундцами, но сегодня они с завидным хладнокровием исполняли обязанности их стражи.

На голову Людовика надели колодки, которые обычно надевают на должников, приговоренных к позорному столбу. Рядом была сооружена жаровня, на которой лежали несколько прутов. Людовик безотрывно, с расширенными от ужаса глазами, глядел них.

– Рано, еще рано, ваше высочество, еще успеете насмотреться, – жестоко бросил ему кто-то из собравшейся толпы зевак.

Людовик обвел мутными от слез глазами вмиг притихшую толпу и начал жадно озираться вокруг, окидывая взором невероятно прелестные пейзажи летней Вероны. Боже правый, да лучше бы это происходило с ним посреди безжизненной пустыни, в лабиринте темных пещер, на снежной целине, но не в этом сумасшедше цветущем уголке земного рая! В эту минуту он готов был отдать все свои богатства, всю свою власть за одну только возможность до конца дней своих не переставая любоваться буйством зелени вокруг, волнами темпераментной Адидже, небесным океаном над своей головой с проплывающими в нем большими белыми кораблями облаков, и таким приветливым и оптимистичным светом солнца.

Ударили барабаны и взревели по-слоновьи бюзины. Герольды зачитали собравшимся обвинение Людовику, толпа коротко ахнула, услышав о грядущей судьбе несчастного императора, затем к Людовику приблизился священник с напутствием и молитвой. Монахи запели печальные псалмы, священник отошел прочь, и Людовик с уже почти вылезшими из орбит глазами увидел, как к нему направились несколько дюжих палачей. А он ведь до последнего рассчитывал на милость Беренгария!

Людовик издал жалкий, пронзительный крик ведомого на убой поросенка. Монахи усилили громкость своих глоток, дабы заглушить императора, а палачи занялись своим делом. Двое стояли сзади Людовика и держали открытыми его глаза, двое других деловито меняли друг друга, поднося к глазам императора раскаленные стержни. Замолчавший было император вновь начал пронзительно жалобно скулить и просить о пощаде. Шепот жалости прошелестел и в толпе собравшихся. Даже в столь жестокий век, когда зрелище казни было столь же обычным делом, каким для нас сейчас является футбольный матч, сердца людей не могли очерстветь настолько, чтобы не сострадать в такие минуты несчастной жертве.

Беренгарий в компании с Адальбертом и Иоанном наблюдал за экзекуцией с небольшого, срочно возведенного деревянного помоста. Фриулец внимательно следил за процедурой, пока его не отвлек Адальберт.

– Ваше высочество, благородный король! С письма, в котором Людовик отрекся от императорского престола, надлежит сделать копии. Или хотя бы копию. Для направления в Рим.

Беренгарий с хитрым прищуром внимательно оглядел съежившегося под этим взглядом Адальберта.

– Благородный граф! Это письмо будет существовать в одном-единственном экземпляре до конца дней моих. Людовик останется императором не с разрешения папы Сергия, не с вашего разрешения, а благодаря милости Господа и вашего покорного слуги. Довольно и того, что о существовании этого письма знает Людовик, знаете вы, а от вас, стало быть, узнает папа Сергий. Это даст мне гарантии того, что, пока жив Людовик, никто, кроме меня, не сможет претендовать на императорскую корону. Это даст мне гарантии того, что ни один бургундский родственник Людовика не осмелится попытать счастья взять за него реванш. Это даст мне гарантии того, что, пока живы я и Людовик, ни один папа римский не решится пригласить из далеких земель нового претендента на корону Карла Великого. Вам нужны еще пояснения?

Адальберт, имевший все основания быть причисленным к «бургундским родственникам» Людовика, только отрицательно покачал головой, потрясенный услышанным.

– Скажите только, мой король… Это ваша идея?

– Увы, Господь одним дарит корону, а другим светлый разум, – улыбнулся Беренгарий. Иоанн внимательно слушал их разговор.

– Этот светлый разум пришел из Болоньи? – спросил Адальберт.