Приговоренные ко тьме

Адальберт задумчиво поднял глаза к темному и низкому потолку тесной крепостной залы. Что ж, римская кампания, очевидно, им снова проиграна, ему предлагают с почетом, имуществом и даже иллюзорным обещанием будущей поддержки покинуть город, оставив своего протеже, судьба которого отныне рисовалась явно не в оптимистических тонах. Берта снова опустила голову вниз, чтобы никто не видел внезапно заблестевшие прекрасные глаза дочери Вальдрады, а главное, чтобы не видела и не торжествовала эта греческая куртизанка, вновь прибирающая к рукам Рим.

Молчание тянулось долго, был слышен только треск дерева в полыхающем зеве камина. Теодора закуталась в плед, оставив видимыми только свои глаза, внимательно и насмешливо наблюдающие за гостями. Теофилакт смотрел в сторону двора, где копошились слуги, готовя себе ужин и ночлег. Сергий делал вид, что молится за достижение сторонами компромисса, хотя на самом деле с замиранием сердца ждал ответа от тосканцев и боялся лишним словом или жестом спугнуть удачу и лишить себя грядущего триумфа, к которому сегодняшние решения могли стать сладчайшей прелюдией. Кресченций, на протяжении всего разговора вертевший головой из стороны в сторону, тихо, про себя, удивлялся, как ловко судьбой его и его людей жонглировала эта лихая красотка Теодора, будто речь шла о бестелесных фигурах шатранджа. Понимая важность вопроса, обсуждаемого родителями, в соседней зале замерли даже дети, впрочем, нормального общения между ними так и не сложилось – каждая из девочек принципиально не хотела играть в игры, предлагаемые другой, Ламберта по-прежнему тянуло к изучению быта стражников, а маленький Гвидо весь вечер хвостом ходил за Мароцией, стремясь предугадать все ее желания и использовать любой момент, чтобы дотронуться до ее руки.

Определившись со своими мыслями, но стремясь получить итоговое разрешение, Адальберт взглянул в глаза своей очаровательной жены. Та одним движением ресниц подтвердила тому свое одобрение, и Адальберт, облегченно вздохнув, промолвил:

– Мы принимаем ваше предложение и в том готовы принести клятву.

С этими словами отец Сергий получил последние недостающие основания вознести благодарственную молитву Создателю.

Эпизод 18. 1657-й год с даты основания Рима, 18-й год правления базилевса Льва Мудрого, 3-й год правления императора Запада Людовика Прованского

(02 января 904 года от Рождества Христова)

Бодрый и требовательный звук путевого рожка прозвенел под стенами Замка Святого Ангела. Ворота маленькой римской крепости приветливо распахнулись, и во двор торжественно вплыли красиво убранные носилки с богатыми шелковыми занавесками. По узорам на занавесках, по одеянию сопровождающих носилки людей было понятно, что в крепость прибыла персона, занимающая важный пост в католической церкви. Из носилок шустро выпорхнул мальчик-служка, который быстро расстелил узкий, видавший виды коврик от носилок до входа в саму башню. Его усердие было не напрасным – мерзкая декабрьская погода и каждодневная толчея в крепости превратили ее двор за последние месяцы в сплошное глинистое месиво. После того как дорога ко входу в главную башню цитадели была наконец устлана ковром, из носилок вылез степенный священник, который не торопясь обозрел двор крепости и только потом важно последовал к дверям. Мальчик-служка бежал впереди него, открыл двери и попросил мажордома передать хозяевам, что в гости к ним пожаловал его преподобие Ландон, пресвитер одной из сабинских церквей, друг и соратник Сергия.

Прошло почти две недели с достопамятной встречи семейств графов Тосканских и Тускуланских. Уже на следующий день после этой встречи Рим облетела весть о том, что конфликтующие стороны подписали соглашение о перемирии. Непокорный граф Тусколо обязался сам, вместе с семейством своим, никогда не выступать с оружием против графа Тосканского и папы Христофора, в связи с чем последний снимал с графа Тусколо церковное отлучение, восстанавливал его и Кресченция в должности сенаторов и обеспечивал свободное передвижение по Риму всем ранее осажденным в Замке Ангела. С другой стороны, граф Тосканский дал клятву не чинить вооруженных мятежей против графа Тусколо, а также в пятидневный срок покинуть Рим, забрав с собой в качестве заложников отряд Кресченция в количестве ста человек и тем самым наполовину уменьшив число защитников башни.