Приговоренные ко тьме

Темнота, свойственная декабрьским бесснежным ночам в Риме, опустилась плотным облаком на городские улицы. Теофилакт приказал погасить все факелы, чтобы глаза его воинов побыстрее привыкли к темноте. Огонь горел только в комнатах Сергия и Ландона, где священники, не переставая, молились за успех сегодняшнего предприятия. Сам Теофилакт беспрестанно обходил стены замка, пиная ногами своих людей, дабы никто из них не заснул себе и прочим на погибель. Особое внимание было обращено на стены Города Льва, которые примыкали к крепостным стенам Замка Ангела, слегка уступая последним по высоте. Консул Рима очень сокрушался по поводу того, что в крепости практически иссякли запасы греческого огня, неоднократно выручавшие осажденных. Все разговоры были запрещены, защитники крепости напрягали свой слух, нервно реагируя на треск деревьев, плеск потревоженной рыбой воды, на появление возле крепости бродячих собак и, особенно, на тревожные тени городских грабителей, временами возникающие и пропадающие в римских закоулках. Так прошло несколько часов.

В тот момент, когда Теофилакт уже подумал, что, видно, обойдется и на этот раз и все получится само собой и как нельзя лучше, что Альберих и его люди без особых помех захватят город, его чуткое ухо уловило движение внутри стен города Льва и приглушенный лязг открывающихся ворот папской крепости. Легкий шум нарастал и определенно приближался. Теофилакт быстро перешел на противоположную сторону крепостной стены и здесь, со стороны моста Элия, также уловил несомненное приближение к крепости людей – слабое бряцание оружие, стук грубой обуви о камни дороги, шелест шептавшихся между собой людей. Граф Тусколо приказал нескольким лучникам зажечь стрелы и пустить их в стороны предполагаемого движения.

Стрелы со свистом взмыли вверх и на мгновение осветили приближающуюся к крепости толпу пеших людей, предательски заблестело на воинах железо их шлемов и оружия. Теофилакт успел увидеть, что нападающие несут длинные лестницы и катят таран, колеса которого были, видимо, обернуты чем-то мягким, чтобы не вызывать излишнего шума. В то же мгновение, когда в небе Рима зажегся свет от горящих стрел, толпа нападающих издала звериный рык и кинулась к стенам. Защитники замка ответили сначала залпом стрел, затем выстрелами последних остатков греческого огня. Нападавшие отхлынули от крепости, однако, подстрекаемые своими вожаками, вновь бросились вперед. Лучники сенатских войск, в свою очередь, начали запускать во двор замка горящие стрелы, и Теофилакту пришлось освободить от боя дюжину своих ланциариев, направив их на тушение то там, то сям возникающих пожаров.

К стенам крепости в мгновение ока были приставлены с десяток лестниц, по которым начали резво карабкаться палатины римского Сената. Все свои усилия немногочисленные защитники теперь бросили на то, чтобы отпихивать от стены вражеские лестницы, сопровождая каждое их падение в сторону от замка радостными криками, заглушая даже обреченные вопли тех, кому на этой лестнице не повезло находиться. Теофилакт уже не раз за время осады порадовался тому факту, что его враги не имели возможности атаковать башню осадными орудиями – непосредственное соседство замка с Городом Льва, и, как следствие, стесненность места не позволили в свое время Адальберту, а сейчас сторонникам сенатора Григория воспользоваться стенобитными баллистами, иначе судьба Теофилакта и его семьи была бы решена уже давно.

Тем не менее, и без осадных орудий положение обороняющихся с каждой минутой становилось все печальнее: сказывался громадный численный перевес войск Сената. В довершение прочего в ворота начал методично бить подвезенный, наконец, таран и стены крепости завибрировали от его могучих ударов. Теофилакт снова начал всматриваться в сторону противоположного берега Тибра, на сей раз надеясь увидеть приближение подмоги своим быстро тающим силам.

Вот уже с десяток нападавших оказались на стенах крепости, и вместо свиста стрел окрестности башни огласил звон мечей. Теофилакт собственноручно сразил первого смельчака, проникшего в крепость, его воины сражались не менее доблестно, однако спустя несколько минут графу Тусколо пришлось принять печальное решение с минимальным боем оставить стены, отступить в саму башню и запереться там. Защитники крепости уже не контролировали несколько лестниц, приставленных к стенам крепости, и по ним муравьиным потоком устремились григорианцы. Теофилакт гибель каждого своего воина воспринимал с острейшей личной болью, как будто в этот момент ему самому отрезали какой-нибудь из органов, настолько мало у защитников крепости оставалось сил. Он отдал приказ отступать в главную башню, пока еще оставалась возможность подавляющему большинству его людей быстро укрыться в ней.