Приговоренные ко тьме

Защитники крепости бегом устремились в башню, что вызвало звериный рев восторга их противников. Один из находившихся на крепостных стенах григорианцев, ликуя, начал размахивать флагом с папским вензелем, торжествуя скорую победу. Его триумфальная песня оборвалась на полуслове, внезапно римлянин замолк, выронил флаг, и, вытянув руку в сторону Тибра, начал о чем-то истошно кричать, однако его вопль все еще тонул в победных криках его войска. Теофилакт также устремил взгляд в сторону старого Рима и увидел стремительно приближающуюся по мосту Элия лавину всадников с копьями наперевес.

– Альбееееерих!

Клин всадников врезался в спины нападавших, и крики радости последних сменились на предсмертные вопли ужаса. Толпа была рассеяна в момент, люди врассыпную кинулись кто куда, многие бросались в реку, некоторые, совсем ополоумев, бежали навстречу всадникам, находя там скорую смерть. Лишь спустя некоторое время архонтам сенатских войск удалось придать бегству хоть какой-то упорядоченный вид, основная часть григорианцев устремилась туда, откуда пришла, к городу Льва, надеясь укрыться за их спасительными стенами.

Теофилакт со своим людьми выскочил из башни. Его люди, горя местью за своих убитых товарищей, начали жестокую расправу над григорианцами, не успевшими покинуть пределы их крепости. Во двор сквозь ворота, разбитые тараном, протиснулся на коне Альберих, а вслед за ним также конные Теодора и ее слуга Климент, державший впереди себя Мароцию, но целиком прикрывая последнюю своим каплевидным щитом.

– Успешной охоты, мессер Теофилакт! Вам еще не опостылели стены этой крепости? – вскричал Альберих.

– Стены этой крепости навсегда останутся для меня родными, Альберих! Я готов их целовать, как святые иконы!

– Победа еще не наша, мой друг! Эти скоты бегут в город Льва, как мы и рассчитывали, и нам надлежит торопиться! Надеюсь, мой шустрый Максим прибудет вовремя!

– Но что за резон было разделять ваших всадников, Альберих? – кричала Теодора.

– Милая Теодора, пока Город Льва будет принимать всех бегущих и укрывающихся от нас, ворота его будут что? Правильно, открыты!

– Неужели кто-то будет жалеть эту несчастную чернь и давать ей убежище? – хмыкнул Теофилакт.

– Чернь, разумеется, никто жалеть не будет, но у нас теперь есть кое-кто повесомее. Мы захватили в префектуре нескольких ваших друзей-сенаторов, включая самого Григория, и в настоящий момент всю эту веселую компанию мои люди волокут к Леонине, так что никто не закроет ворота, если они не хотят, конечно, чтобы Сенат Рима уменьшился чуть ли не наполовину!

– А вот это удача, Альберих!

– Надеюсь, она нам не изменит сегодня, любезный граф Тусколо! Предлагаю вам немедля отправляться в Рим, дабы арестовать ваших основных недругов, остающихся в городе, раз уж вам клятвой запрещено приносить ущерб папе. Что до меня, то я никакой клятвы ему не давал, и мне не терпится увидеть этого почтенного старца в его покоях!

– Прекрасный план, Альберих! Прекрасная ночь, друзья! – крикнул подоспевший к воротам Сергий, – я умоляю вас, герцог, взять меня с собой!

– О, его преподобие хочет сполна насладиться своим триумфом?! Коня его высокопреподобию, живо! Прошу извинить, носилки Ландона прибудут сюда не ранее утра!

– Какие носилки, мессер Альберих?! Я готов бежать с вашим отрядом хоть пешим, лишь бы собственными глазами лицезреть падение Христофора!

И Альберих с Сергием устремились прочь из башни. К Теофилакту бросилась Мароция, глаза ее радостно блестели, она была в полнейшем восторге от такой безумно интересной ночи. Граф Тусколо расцеловал свою дочь и заключил в свои объятия Теодору:

– Как я рад видеть тебя, моя милая!

Теодора спокойно улыбнулась.

– Я тоже рада, мой господин. Но Альберих прав, мы еще пока ничего не добились. Отправляйся в Рим, а я останусь управлять замком.

На лице Теофилакта отразилось некоторое разочарование. Воодушевленный своей победой, в этот миг он как никогда был готов на восстановление прежних отношений, но эти холодные слова больно кольнули его сердце. Теодора заметила это и поспешила сгладить неприятное впечатление, поцеловав его в щеку и прошептав:

– Спеши! Я буду ждать тебя! – проводила она его, сказав ему в дорогу те же слова, что и несколькими часами ранее охраннику Гандульфу.

Теофилакт с полсотней людей спустя четверть часа направился в старый Рим через мост Элия, чтобы расправиться с теми, кто несколько месяцев назад поднял против него мятеж. Он не сомневался в своей удаче и по дороге только раздумывал, стоит ли ему этих мерзавцев предавать римскому суду или, заботясь о сохранении времени и сил, выступить для них в единой роли судьи и палача.