Приговоренный

— Тогда покойника припишут мне, — сделал я вывод. — У него появились несколько разрывов синовиальных суставов на кисти правой руки. Это после того как я правильно подставил ладонь под его удар. Еще перелом челюсти. Это когда он зачем-то боднул подбородком мое колено. Довольно странный метод ведения боя, даже для смешанного стиля. Скорее всего, перелом множественный. Никак понять не могу, с чего это он взялся за это глупое дело, начал челюстью бодаться. Я думаю, присутствует серьезное сотрясение мозга, вот только не знаю, можно ли определить его у трупа. Переломы — это да, без проблем, а вот сотрясение?.. Разве покойников тошнит? Но дело не в этом. Я спокойно спал, никого не трогал. А этот самый боец, несмотря на травмы, попытался надеть мне на шею ремень, который надзиратели почему-то не изъяли у него, и задушить. Я, сами понимаете, вынужден был принять ответные меры. В результате классического удушающего приема наступила полная асфиксия. Я просто удивился, как после всего этого человек еще умудрился повеситься на своем собственном брючном ремне. Видимо, умом тронулся в результате сотрясения. Когда с людьми такое случается, они боли не ощущают.

Глава 5

— Серьезный вы человек, — заявил мужчина, сидящий за столом, и покачал головой. — Я пригласил бы вас служить в нашем спецназе, вот только ГРУ, думаю, ни за что не отпустит такого специалиста. Так, товарищ… адвокат?

— Думаю, что так, товарищ подполковник, — подтвердила Альбина Борисовна.

Значит, человек за столом был подполковником ФСБ. Я уловил, как он выдержал паузу после слова «товарищ», когда обращался к женщине. Видимо, хотел назвать Самокатову как-то иначе, но вовремя передумал. Однако я уже просчитал ситуацию. Сдерживался он, несомненно, передо мной. Значит, у него были на то причины.

Альбина Борисовна села за приставной стол и показала мне на стул против себя. Я аккуратно пристроился на самый краешек, как сидят в кабинетах большого начальства младшие офицеры.

— Вчера после нашей с вами беседы, Максим Викторович, я оставила под столом подполковника Халидова небольшой прибор, приклеенный липучкой, — сказала женщина. — В обиходе его обычно называют «жучком». Потом, уже сидя в машине, предоставленной в мое распоряжение майором Оглоблиным, имела возможность слышать следователя. Допрашивал он как раз Исрафила Камалова. Халидов убедил парня в том, что тот ударом кулака убил сотрудника полиции, за что теперь должен будет отвечать. Суровый, но справедливый следователь обещал Исрафилу многие годы отсидки за колючей проволокой в тех местах, где никто не любит людей, стремящихся к славе. Только под конец он заявил, что дело можно переквалифицировать по не столь тяжкой статье, но за это Камалову придется кое-что сделать. Подполковник предложил ему убить сокамерника, капитана спецназа, который тоже умеет драться. Камалов за дело взялся с радостью. Это автоматически значит, что пострадал он не просто так. Вы, Максим Викторович, освободили общество от серьезного преступника, который мог бы в ближайшем будущем совершить немало убийств. Вам не стоит переживать по поводу уничтожения этого негодяя. В качестве доказательства того, что вы только защищались, у нас есть запись разговора следователя с Камаловым. Не каждый суд вообще-то примет ее к рассмотрению, но всегда есть возможность апелляции к высшей инстанции, где на такой вопрос могут взглянуть иначе.

Я выслушал Альбину Борисовну и согласно кивнул. Хотя виду я и не подавал, но на душе после расправы над Камаловым все равно кошки скребли. Но и утешение адвоката не принесло мне сильного облегчения. Убийство — всегда великий грех.

С другой стороны, я же только защищался. Активно, конечно, но так уж меня учили. И правильно делали. Я убедился и в истинности постулата: «Не хочешь, чтобы тебя убили, убей сам». Теперь мне стало понятно, как человек с такими травмами решился на новую попытку прикончить меня.

Исрафил Камалов был уверен в том, что убил полицейского. Это очень серьезная статья. Но он надеялся получить послабление, если выполнит работу, предложенную ему. Парень хотел получить послабление любым путем, даже через собственную боль и страдания. Его стремление переступить через них ради достижения цели, конечно, вызывало бы мое уважение, если бы речь не шла о человеческой жизни. Да еще и о моей собственной.

Но я так и не понял, в чем здесь состоял интерес ФСБ, поэтому спросил человека, сидевшего за столом, того самого подполковника в штатском, фамилии которого не знал:

— Извините меня, товарищ подполковник, но скажите, пожалуйста, в данном конкретном случае вас интересует следователь подполковник юстиции Халидов или капитан спецназа ГРУ Онучин?

«Если этот неприметный тип с хитрым взглядом вытащил меня ночью из следственного изолятора, то сделал он это явно неспроста. Против подполковника Халидова я с удовольствием дам показания. Но мне почему-то кажется, что подполковника ФСБ должно интересовать вовсе не это обстоятельство», — подумал я.