Приговоренный

— Я находилась в кабинете Валентина Валентиновича, когда нам позвонил майор Алексеенко и сообщил о попытке убийства капитана Онучина. Вслух в СИЗО было объявлено, что этот единоборец покончил с собой, но всем все было ясно. Даже дежурный тихо так прошептал охранникам, что теперь они все решают. После этого майор Алексеенко вышел в коридор и позвонил Валентину Валентиновичу. Тот сразу же сам предложил задействовать для освобождения вас, Максим Викторович, спецназ ГРУ. Тогда я подготовила свой собственный пистолет, а когда вас, товарищ капитан, привезли, сумела вам его передать. Надеялась, что вы сможете хотя бы защитить себя, если не сумеете освободиться. Валентин Валентинович, кстати, заметил это, но вида не подал. Вопрос стоял только в том, как вам в пути избавиться от наручников. Вы как-то сумели это сделать. Я не была уверена, что вы сможете, поэтому позвонила майору Оглоблину и сообщила, что вас скоро повезут назад, в СИЗО. Расстояние между изолятором и зданием ФСБ небольшое. Следовало успеть выполнить работу, доехать до города отсюда, из гарнизона. Оказалось, что товарищ майор уже подготовился и находился в самой Махачкале, в разведцентре. Его майор Алексеенко отдельным звонком предупредил. Как вы наручники сняли?

— Я же вчера при вас украл со стола Халидова канцелярскую скрепку. — Я не желал подставлять майора Алексеенко, который передал мне ключ от браслетов, и вывернулся таким вот образом.

— Да, снимать наручники мы все обучены, — подтвердил майор Оглоблин. — У нас даже с солдатами специальные занятия проводятся. На случай самостоятельного освобождения из плена. Короче говоря, капитан Онучин уже сам решил все проблемы.

Я вернул даме пистолет, и она ловко убрала его в подмышечную кобуру. Если Самокатова ее надела, значит, ждала, что я верну ей ствол.

Сам я, конечно, привык к тому, что табельное оружие у военнослужащих всегда стандартного образца. Раньше это был пистолет Стечкина или Макарова. Потом им на смену пришел «СПС», иногда называемый «Гюрза», хотя так именуется только экспортный вариант. А вот специальные пистолеты выдавались нам только на время проведения каких-то особых операций.

Другое дело автоматы и пистолеты-пулеметы. Они у нас были разные, в том числе и у солдат. Выбор обычно делался командиром взвода, исходя из условий применения.

А тут полковник агентурного управления ГРУ носит специальный пистолет как табельное оружие. Это было нонсенсом, само по себе говорило о том, что Самокатова — не простой сотрудник военной разведки, каких много. Такой ствол может стать табельным только у особо важных персон, постоянно участвующих в проведении спецопераций.

— Своим вооружусь при необходимости, — объяснил я полковнику факт возвращения оружия. — Вытащу из ротного сейфа. Это недолго. Спасибо. Ваш пистолет мне, слава богу, не понадобился, но все равно спасибо.

— Да, Максим Викторович, это твое «спасибо» я с Алевтиной Борисовной пополам поделить готов, чтобы себя не слишком сильно обидеть, — заметил Николай Михайлович. — Но ты что-то еще хотел сказать.

— Да, товарищ майор. Я желал сообщить вам, что улечу отсюда с радостью, но перед этим хотел бы завершить дело, которое так весело началось. Найти рюкзак, содержимое которого стоит десять миллионов зеленью, доказать, что это бандитские наркотики. Рамазанов торговал ими не просто ради прибыли. Он финансировал террористов.

— Здесь ты в розыске. Твои фотографии у каждого мента в Дагестане есть.

— Я загримируюсь. У меня борода за два дня вырастает. Во всяком случае, густая щетина, к тому же седая. Она возраст вдвое увеличивает. Завершение дела — вопрос моей репутации. Я думал, что застрелил простого наркоторговца. Уж простите меня за такое мнение, но я считаю, что особого греха в том нет. Оказалось же, что это был пособник террористов. У меня есть офицерская честь. Я вынужден защищать ее, чтобы никто не говорил, будто капитан Онучин просто убежал от ответственности.

— Лично я с тобой согласен, — понимающе сказал начальник штаба отряда. — Но это уже вопрос не моей компетенции. Что скажет полковник Самокатова? Ей решать.

— Честно говоря, я уже запланировала для Максима Викторовича участие в серьезном деле. У меня есть, конечно, другой человек, но совсем молодой и малоопытный. Операция проводится группой. Я рассчитывала, что десять дней уйдет на притирку личного состава.

— На это обычно хватает трех дней совместных интенсивных тренировок, — возразил я, в двенадцать раз уменьшая обычную норму. — Они являются куда более сильным абразивным материалом, чем пустопорожнее дружеское общение в течение нескольких месяцев.

— Но я сюда приехала по большому счету именно для того, чтобы избавить вас от уголовного преследования. Если вы оправдаетесь, то его не будет. Тогда вы, Максим Викторович, просто откажетесь со мной сотрудничать, — заявила Самокатова и недобро усмехнулась. — Хитрый ход с вашей стороны.