Приговоренный

Я уже несколько раз слышал от разных людей, что запахи камеры и казармы похожи. Ничего подобного! Так говорят только те персонажи, которые не любят военных и не понимают сути армейской службы. В камере я просто задыхался от всепроникающей многолетней вони и нехватки кислорода. Может быть, воздух там был насыщен страданиями многих людей, которые побывали за решеткой до меня. В современной казарме такого нет.

Говорят, раньше все они крепко пахли портянками. Но эти тряпки давно уже вышли из армейского обихода, и современные солдаты незнакомы с подобным благоуханием. Его даже я не захватил, потому что к моменту моего поступления в училище сапоги уже были заменены на берцы. Запаха солдатских ног в современной казарме не чувствуется.

Надо сказать, что ноги потеют и пахнут чаще всего у тех людей, которые употребляют спиртное. В спецназе ГРУ солдаты сами понимают, что такое выпивка при нагрузках, характерных для их службы. Тут поневоле станешь трезвенником или же умрешь на занятиях.

Важно, что солдат срочной службы у нас не так уж и много, меньше трети. Все остальные бойцы служат в спецназе ГРУ по контракту. Эти ребята и сами, без всяких понуканий, следят за чистотой и порядком в казарме, поскольку она для них дом родной. Вне ее живут только люди семейные, имеющие собственную квартиру или дом. Только не здесь, не в командировке. Тут казарма одна для всех.

Я устроился отдыхать в комнатушке, расположенной рядом с каптеркой, где помещался только узкий лежак, сколоченный из досок. Стандартная кровать была слишком велика для такого пространства. Рядом тумбочка с дежурным телефоном.

Это было законное место командира роты, то есть мое собственное. Правда, иногда здесь располагался для работы в уединении кто-то из взводных, а я перебирался в саму казарму. Но такое случалось нечасто.

В этот раз никто меня не беспокоил аж четыре часа. Потом начальник штаба, наверное, вспомнил, что я говорил ему когда-то о том, что от излишнего отдыха всегда только больше устаю, и позвонил мне. Выйти на мой телефонный аппарат можно было только через коммутатор узла связи. Из этого я сделал вывод, что офицер, дежурящий там, в курсе насчет моего пребывания в военном городке.

Мне такая почти актерская популярность, скажу честно, не понравилась. Можно же было при необходимости и на сотовый позвонить.

Но тут я вспомнил, что мой мобильник остался в СИЗО, среди других личных вещей, в бумажном пакете. Дежурный офицер при мне запечатал его какой-то специальной липкой лентой, покрывающей бумажку с его автографом. При необходимости он мог бы содрать ее, вскрыть пакет, взять из него то, что ему приглянется, и той же лентой опечатать снова.

— Выспался, Максим Викторович? — спросил Оглоблин.

— Вполне, товарищ майор.

— Через час тебя в санчасти ждет психолог для проведения разгрузочного сеанса. А до этого зайди ко мне. С тобой тут поговорить хотят.

— Есть, зайти к вам, товарищ майор! А от услуг психолога я хочу отказаться.

— Как угодно. Тогда я позвоню ему, предупрежу, чтобы не ждал тебя.

Армейская привычка не позволила мне спросить, кто хочет со мной поговорить. Излишнее любопытство в военной разведке строго наказуемо. Но сейчас для меня ситуация сложилась так, что любой разговор мог оказаться крайне важным.

Я торопливо собрался и отправился в штабной корпус, где на первом этаже располагался кабинет начальника штаба. Рядом со стойкой дежурного мне встретился командир сводного отряда подполковник Желтонов, весь из себя сухой и сдержанный, словно деревянный. Уже одно то, что он остановился, чтобы сказать мне что-то, было событием из ряда вон выходящим. Обычно он только кивал в ответ на стандартные приветствия и проходил мимо. В отряд его прислали не из какой-то бригады, как бывало обычно. Я слышал, что Желтонов прибыл сюда из Москвы, из управления, где служил и якобы в чем-то провинился.

Обычно командирами в отряд назначались опытные офицеры, которым пора было уходить на пенсию. Перед этим командование давало им возможность в очередной раз зарекомендовать себя и, может быть, боевые награды заработать. Прежде данная должность нисколько не считалась наказанием. Но теперь, видимо, времена изменились.

— Как самочувствие, Максим Викторович? — Подполковник удивил меня уже тем, что знал мое имя-отчество. — Отдохнуть после всех передряг слегка успел?

— Спасибо, товарищ подполковник. Успел. — Я не стал рассказывать командиру, что устаю от излишнего отдыха.

Его это нисколько не интересовало.

— Но переполох ты в городе устроил основательный. Вся полиция галопом по улицам скачет. Эти ребята никогда так не шевелятся, если настоящего бандита поймать требуется.

— Даже в автобусах пассажиров проверяют, — сообщил дежурный по отряду, услышав наш разговор.

Подполковник при таком вот вмешательстве не в свое дело только поморщился и двинулся на выход.

— Оглоблин у себя? — хмуро спросил я дежурного, тоже не проявляя радости от его всезнания.

— Да, на месте.

Я свернул в правое крыло штабного корпуса и постучал в дверь кабинета начальника штаба.

— Заходи, Максим Викторович, — проговорил майор из-за створки.