Приговоренный к одиночеству

— Братьев уснувших не разбудить…

Братьев уснувших не разбудить… — уже вместе пропели они.

Два огненных кристалла звякнули о дно чаши. Близнецы.

— Бьется в груди моей страшное пламя! — присоединился откуда-то из-за спины императора еще один знакомый голос. Охрана императора зашевелилась, пропуская к Рику магистра Ордена Защитников. На лице и шее Тано розовели свежие рубцы от залеченных ожогов.

— Но моей воли не сокрушить:.. — влились в это странное ритуальное пение еще несколько голосов воинов-имперцев, имен которых Рик даже не успел узнать.

Рэбэнус смотрел на происходящее, как на безумие.

— Сердце мое превращается в камень —

Камни нельзя ни сломить, ни убить…

Камни нельзя ни сломить, ни убить…

Теперь песня звучала и снаружи, и внутри Рика. Вальд и Приск тоже подхватили ее. Они пели поминальную песню по самим себе. И по своему Альтаргану — тоже.

В чаше, как свечи, поблескивали новые кристаллы демонов.

А песня набирала силу, она мягко клубилась над землей, будто дым от курений в храме.

— Братья, услышьте мой голос призывный!

Пепел, как снег, заволок небеса…

Голос Приска внутри Рика стих. И на этот раз — навсегда.

— Больше живых не осталось в долине —

Значит, придется вставать мертвецам!

Значит придется вставать мертвецам!..

Следом за Приском умолк Вальд. И внутри Рика наступила абсолютная тишина.

Тишина начала мироздания. Или начала его конца.

— Звоном мечей мне ответили братья,

Хором в груди моей силу даря.

Снова иду за других умирать я…

Голос Рика оборвался. Взгляд застыл. Бруно, поддержав его за плечо, осторожно положил опустевшее тело на спину, не давая тому безвольно упасть.

А в чаше извлечения, мерцая чистым фиолетовым светом, лежал огромный почти черный кристалл.

Вокруг стало тихо.

— Нужно закрыть воронки, — нарушил тишину Рэбэнус.

Бруно, не говоря ни слова, подошел к чаше и вынул из нее фиолетовый кристалл…

Клыкастый сидел рядом с Риком, безразлично наблюдая, как начинает светиться Источник и как фиолетовая мгла, устремившись на воронку из кристалла, поглощает ее без остатка. Радостных возгласов имперских воинов он тоже не слышал.

Берта бережно убрала прилипшую прядь смоляных волос с виска Рика, тонкими пальцами вытерла влагу с его лба.

— Я увезу его с собой, на Кьелл, — сказала она. — Не оставлю его им. Они его живым ненавидели, и мертвого я им его не отдам!

— Тело великого Альтаргана будет захоронено в Кордии, принцесса Альберта, — возразил император, услышавший ее слова. — И ему будут оказаны все полагающиеся почести.

Берта с ненавистью взглянула на него.

— Вы же знали его, ваше величество. Плевать ему было на почести. Он отдал вам свою жизнь и свою смерть. Вам не кажется, что этого довольно? Мы уезжаем на Кьелл!

— Вы — да, — невозмутимо заявил Рэбэнус. — Без права въезда на территорию Игниса и Империума до конца своих дней без моего исключительного разрешения, в противном случае за распространение запрещенной магии я вынужден буду вас призвать к суду. Но Великий Альтарган принадлежит Кордии!

Берта поднялась на ноги.

— Великий Альтарган — мой супруг. Хотя бы мертвый он может принадлежать мне одной?! — выкрикнула она, сдергивая перчатку с руки.

Родовое кольцо Рика на ее пальце заставило Рэбэнуса вопросительно взглянуть на Креона, а тот в свою очередь озадаченно уставился на Берту.

— Это правда, — подал голос Клыкастый, поднимаясь с земли. — Отпустите вы их, ваше величество. Командир бы не хотел, чтобы из его склепа сделали место поклонения. Он хотел вернуться домой. Так пусть вернется. Он заслужил это…

Когда вторая воронка медленно растаяла, поглощенная кристаллом, камень вдруг погас. Он стал безжизненным и холодным, как и тело, лежавшее под стенами поверженной крепости.

Таким кристалл и отдали Рут.

Занимался новый день, и чистое небо расцветало алой зарей. И в этот новый день Альтарган Алрик входил уже не как живущий под солнцем человек, а как легенда трех миров и Великий Защитник.

Эпилог

В княжеской спальне ярко светились круглые зачарованные фонари. Холодный ветер с завыванием бился в окна. Вокруг большой кровати в золоченых канделябрах догорали благословенные свечи — их зажгли в помощь роженице, когда дела пошли плохо.

Рут сидела, откинувшись на подушки и прижимая к груди двух младенцев, завернутых в белые покрывала. Она старалась не плакать, но слезы все равно текли по щекам.

Ее первенец мирно дремал. Он родился призраком — совершенно беленьким снежным мальчиком с зелеными глазами, как у матери.

Второй малыш, перенявший шадрианские черты своего отца, сейчас тоже выглядел мирно спящим. Его розовые щечки казались бархатными, живот едва ощутимо расширялся и сгасал от дыхания.

Но стоило только Рут взглянуть на него другим зрением, как сразу становилось понятно, что этот малыш никогда не проснется.

Потому что в нем не было души.

Элгор сидел на краю постели, свесив тяжелые руки с колен. И молчал.

— Прости меня, — еле слышно проговорила Рут. — Это моя вина. Это я не уберегла его от Шахара… В ту ночь…

— Не смей так думать, — хмуро ответил ей Элгор. — В ту ночь ты сберегла моего второго сына и саму себя. И в том, что случилось, нет твоей вины.