Приговоренный к власти

В одиннадцать пошла информационная программа, и через несколько минут началась серия репортажей о праздновании Дня Победы в Подмосковье. На город Каменск уделили около минуты, но в нее вместилась вся потасовка на трибуне, крупно мелькнул несколько раз Рокотов и раз пять — Лешкино изображение, хотя ни к чему толком не привязанное, — то он что-то орет в микрофон, то лезет в драку, отодвигая от Рокотова мужика в портупее. Широкий зритель ничего в изображении не понял. Кроме того, что в разных городах России праздник встретили по-разному и никому в голову не пришло, что каменский репортаж — всего лишь подарок друга. Даже Алик мелькнул на экране — раздув щеки он дул в трубу, хотя где он дул, для кого напрягался, было вовсе непонятно — дул себе и дул, творя праздничную музыку.

Лешка позвонил Журавлеву и сказал коротко:

— Саня, гениально! Ничего подобного я не видел.

— Ага. Прости, что я тебя по имени никак не назвал, твой социальный статус еще ничтожен. Но ты телегеничен, значит все впереди.

— Об Альке бы что-нибудь сделал, об оркестре, ему это больше надо.

— До этого я еще не дорос. Ты что там делаешь на своей работе, сейфы с чужими деньгами сторожишь?

— Именно. — Лешка положил трубку и подумал, что Журавлев бы сейчас ему здесь, в кабинете, не помешал. Работенка была для него аналитическая, хитрая, умственная.

Итак, подозреваемых было четверо. Невысокое жалованье, отсутствие перспективы в работе и, в силу занимаемого места, доступ к полной информации по деятельности банка. Была еще и папка погибшей Антонины, но Лешка быстро понял, что о серьезной деятельности фирмы она знать ничего не могла, если только не получала непосредственных сведений в постели от самого президента банка. Но вряд ли — Феоктистов был осторожен.

Четверо.

Максакова Н. И. — секретарша президента.

Малишевский Р. К. — референт, обрабатывающий на компьютере все документы.

Лазарев Н. С. — руководитель сектора по международным связям.

Бестаев В. О. — вице-президент по хозяйственным вопросам.

Все четверо присутствовали почти на всех узких и расширенных заседаниях правления, имели доступ к тем или иным документам, зарплаты были не слишком высокие, а дела, к примеру, по международным связям, — пока не было никакого.

Секретарша и есть секретарша, двадцать один год, стройненькая и игривая, окончила компьютерные курсы, владела английским, и было совершенно очевидно, что она дочь кого-нибудь из друзей Феоктистова.

Вице-президент по хозяйственным вопросам — завхоз, проще сказать, был прожженный зубр в своем деле, с пухлой трудовой книжкой, по которой значилось, что заправлял он хозяйственными делами от тюрьмы до детского сада. Зарплату в банке имел не столь уж высокую, к тому же дополнительный навар такие удалые завхозы всегда находят, так что рисковать шпионским творчеством ему было бы не с руки.

Малишевский — этот из фанатиков компьютера, для которого экран монитора — как окно в жизнь и сама жизнь. Он показался Лешке одним из самых неряшливых служащих банка: сутулый, потасканный, запустивший себя молодой парень; зарплата его обеспечивала лишь самое необходимое для нормальной жизни без всяких излишеств — только к излишествам он был явно равнодушен. Компьютер заменял ему все: и солнце, и вино, и женщин.

Скрипнула дверь, звякнуло ведро, Лешка поднял голову и обнаружил, что сквозь окно просачивается тусклый свет раннем зари, а в дверях стоит рослая и плотная немолодая женщина с ведром, тряпками и щеткой в руках.

— Приспнул, соколик? — надтреснутым мужским баритоном спросила она и грохнула об пол ведро. — Чать утро уж наступило, бабе Мане пора за дело приниматься, а то командир у нас строгий, да и без его строгости я грязи в кабинете не допущу.

— Здравствуйте, баба Маня. Никак уж утро?

— Оно самое, соколик. Ты сиди, если надо. Я могу и с другого кабинета начать, хотя командир рано приходит, и к его началу надо, чтоб все блестело.

— Что уж вы его так боитесь? — улыбнулся Лешка.

— Не боюсь, — строго сказала баба Маня, — а уважаю. Я на фирме первый раз в жизни человеком себя почуяла. Женщиной. Ни в жисть ни одного начальника не уважала, а Сережку Феоктистова — уважаю. Душевный человек и совестливый.

Рискнуть, что ли, подумал Лешка. Ведь очень часто такие уборщицы, по сути дела, начальники отдела кадров, все про всех знают, ведают самую что ни на есть подноготную, втайне наушничают начальству, ничего от них не скроешь, а Лешка уже заметил, что баба Маня здесь не только уборщица, но и шеф-повар в небольшой столовой банка, столовой для высших чинов.

— Душевный-то душевный, только ведь раньше-то был бандит, баба Маня, не знаете, что ли?