А магическое орудие, изрыгая огонь, всё грохотало, и Сила продолжала терзать кусты — то отдаляясь от Ирката, то приближаясь к нему. Наконец орудие замолчало, и опомнившийся юноша стремительно бросился в чащу леса. Сзади опять загрохотало, несколько срезанных веток задели тело, что-то пронзительно провизжало рядом, но Ирката от поляны с пришельцами отделяло уже множество толстых деревьев, и выпущенная чужеземными колдунами Сила не смогла причинить ему вреда.
Забежав далеко в чащу, Иркат полностью овладел собой и прислушался — тихо. Повелевающие громом волшебники его не преследуют. Немного постояв за увитым плющом могучим дубом, юноша собрался с духом и решил вернуться. Да, страх заманивал его в глубину леса, но суровый голос Великого Вождя властно велел идти назад: баба! А ещё мечтаешь, вопреки священным обычаям, жениться на девушке из своего брачного клана! Как же! Всей твоей смелости хватило только на то, чтобы вероломно убить влюбившегося в тебя Кайхара! Нет уж! Если сейчас же не вернёшься, не соберёшь мальчишек и вновь не наладишь наблюдение за чужаками — быть тебе не вождём, и даже не воином, а самым обыкновенным засранцем!
И Иркат вернулся. Одним из первых. А возможно — и самым первым. Во всяком случае, Бейсар и Грайх тихо подползли к Иркату, когда он, затаившись в зарослях можжевельника, уже некоторое время следил за сгрудившимися у шалаша пришельцами — с удовольствием отмечая их замешательство и тревогу. И когда, перевязав руку раненому и недолго посовещавшись, чужеземные колдуны отправились восвояси, зыркая по сторонам испуганными глазами и выставив перед собой поражающие громом магические орудия, Иркат, Бейсар, Грайх и ещё пятеро, справившихся со страхом и присоединившихся к ним юношей, двинулись вслед за отступающими пришельцами. Празднуя про себя маленькую победу — как же! Четверо взрослых воинов, да ещё владеющих таким ужасным оружием, побоялись преследовать напавших на них мальчишек!
Бесшумно перебегая от дерева к дереву, хоронясь за кустами, опьянённые лёгкой победой подростки следовали за отступающим врагом. Конечно — на некотором расстоянии: отвага отвагой, но испытать на себе Силу Грома, исходящую из магических приспособлений пришельцев, не хотел никто.
Чужеземцы тоже шли, в общем-то, бесшумно, выдавая себя только время от времени производимым Громом: что, с одной стороны, свидетельствовало об их хорошей воинской выучке, а с другой — о всё ещё владеющем ими страхе. А стало быть — не столь уж и хорошей выучке: умением бесшумно передвигаться по лесу все мальчики у Речных Людей отлично овладевают к своей двенадцатой весне, а к четырнадцатой, ко времени Приобщения, бывают обязаны научиться владеть собой перед лицом страха. Да, к четырнадцатой весне эта способность не всем давалась одинаково хорошо, но чтобы взрослые воины — да ещё владеющие магическими орудиями! — так плохо справлялись со своим страхом?
Насколько знает Иркат, не только у Речных Людей, но и у всех их соседей подобное вряд ли возможно… Может быть, чужаков так напугали найденные ими останки принесённого в жертву товарища?.. И от этого испуга они не могут оправиться до сих пор? Но — почему? Ведь они же видели, что на нём венок из лавра, пояс из плюща, браслеты из омелы? И, значит, могли понять, что их товарищ не съеден какими-нибудь дикими людоедами, а по всем правилам принесён в жертву цивилизованными людьми? И, стало быть, вкушает сейчас блаженство в Горнем Мире богов и предков? Или — не поняли? Не исключено ведь, что они явились из такой дали, где жертвоприношения совершаются совсем по-другому?.. с применением магических орудий?.. священную жертву не съедают, допустим, и даже не сжигают, как Жители Побережья, а поражают Громом? И в этом случае пришельцы действительно могли подумать, что, пленившие их товарища, не принесли его в жертву — обеспечив тем самым вечное посмертное блаженство — а просто злодейски съели, таким образом отправив душу в Страну Вечной Зимы?.. А то и вовсе — истребив её изо всех Миров? Если так — очень жаль… видят Увар и Айя — он, Иркат, этого не хотел… Да, но как объяснить пришельцам, не владеющим ни одним из человеческих языков, что их товарищ был принесён в жертву по всем правилам и вкушает сейчас блаженство в мире богов и предков Речных Людей?
От этих благочестивых размышлений Ирката оторвал не столько произведённый чужеземными колдунами очередной громовой треск, сколько раздавшийся рядом короткий вскрик Бейсара. И негромкий глухой хлопок от падения его тела. Стремительно метнувшийся на эти звуки Иркат нашёл юношу за невысокой туей — лежащим на спине и прижимающим левую руку к правой стороне груди.