Приговорённые к совершенству

— Переменится-то переменилось, Иннокентий Глебович, — возразил Сергей, — но далеко не по-вашему… Не могу сказать, что по-моему, но всё-таки, когда я говорил о проблемах, которые могут возникнуть в связи с пришельцами, то был ближе к действительности, чем вы со своим планом «героинизации» Европы. Конечно, представления о пришельцах у меня тогда были самые наивные… А главное, предсказать возникновение у Ольги метасознания — из-за чего, собственно, всё и заварилось — не мог не только я или даже самый мудрейший представитель человечества, а две невероятно продвинутых Сверхцивилизации. Впрочем, Иннокентий Глебович, теперь вы сами прекрасно видите, что все наши прошлогодние споры и рассуждения не стоят выеденного яйца.

— Вижу, Сергей Геннадьевич, — согласился полковник, — и наши давние разговоры я вспомнил, не затем, чтобы вас в чём-то переубедить, а, так сказать, из чувства ностальгии: каким надёжным тогда казался наш единственный Мир! Единственный — не в том смысле, что во вселенной не может быть других обитаемых миров: конечно — могут быть! Надёжным — не потому, что в нём не случаются климатические, техногенные, социальные и даже космические катастрофы: случаются! Но! Издревле присущее человечеству чувство избранности! Которое не смогли поколебать все научные достижения, восемнадцатого, девятнадцатого, двадцатого и начала двадцать первого веков! Люди настолько привыкли жить с ощущением Конца Света не как Конца, а как Начала Нового — лучшего! — Мира, что, разнеси Землю на куски какой-нибудь сумасшедший астероид, за мгновенье до гибели мы бы возблагодарили Бога, таким страшным образом явившего нам Свою Милость. И вдруг… является Нечто, овладевает земной женщиной, простите, Ольга, — прервав монолог, Иннокентий Глебович обратился к жене Ивана Адамовича, — что я так упростил историю вашего Преображения, и всё летит кувырком! К чёрту! Зачем, спрашивается, не покладая рук трудиться, собирая распавшуюся Россию, если эта Россия всего лишь одна из многих миллионов, существующих параллельно с ней? И скорее всего — далеко не лучшая! Да, последние полгода я постоянно убеждаю себя, что для меня лично этот мир и эта Россия единственные, и продолжаю делать для её возрождения всё, что могу, но… когда пропало ощущение избранности — всё кажется каким-то не совсем настоящим! Чтобы окончательно не опустились руки, по сто раз на дню приходится твердить себе: за всё сделанное и несделанное Бог с тебя спросит в любом случае, так что — работай, сволочь! И всё-таки… Сергей Геннадьевич, Иван Адамович, Ольга, простите меня за то, что гружу вас своими проблемами, но, знаете… вы — единственные, с кем я могу поделиться своими сомнениями, своей болью. А её, знаете, накопилось столько… чего уж… эх… ещё раз — простите…

Выговорившись, некурящий Иннокентий Глебович выудил сигарету из пачки, оставленной дежурным офицером, щёлкнул зажигалкой и, неумело затянувшись, обратился к женщине, которая больше чем богиня:

— Ольга, я понимаю, для вас мои сомнения и тревоги — ничего незначащий вздор… ведь перед вами стоят такие грандиозные задачи, что, как представлю — и холодок под сердцем, и ум за разум заходит… и всё-таки… может быть, утешите потерявшегося полковника? Скажете ему что-нибудь ободряющее?