Сегодня для нас текст этой директивы выглядит дикостью. О каком Люблине может идти речь, когда обладающие огромным численным перевесом немецкие войска перемалывают приграничные дивизии? Если задаться вопросом: «соответствовала ли Директива № 3 сложившейся на границах обстановке?», то ответ будет однозначным – нет. Но если поставить вопрос по-другому: «Соответствовала ли Директива № 3 дневным донесениям округов?», ответ будет положительным. Нельзя не согласиться с начальником оперативного отдела фронта И. X. Баграмяном: «Невольно подумалось, что оптимизм оценок в документе из центра во многом был навеян и нашими довольно бодрыми донесениями»[419].
3.30 утра 22 июня. В предрассветной мгле бомбардировщики Хе-111 поднимаются в воздух для атаки советских аэродромов
За несколько часов до получения Директивы № 3 командование фронта уже разобралось в обстановке и отдало необходимые указания, призванные ее стабилизировать. Последнюю за 22 июня директиву из Москвы можно было просто скомкать и отправить в мусорную корзину. Рациональным зерном в ней было, пожалуй, только требование задействовать против наступающей немецкой группировки не менее пяти мехкорпусов. Впрочем эту идею тоже успели похоронить опять же еще до подготовки директивы № 3 в Москве.
Вскоре после получения Директивы № 3 в штаб фронта прибыли начальник Генерального штаба генерал армии Г. К. Жуков и назначенный членом Военного совета фронта Н. С. Хрущев. Жуков поддержал принятые Кирпоносом и Пуркаевым решения.
В отданных штабом Юго-Западного фронта после получения Директивы № 3 распоряжениях ее влияние никак не просматривается. Напротив, прослеживается понимание сложившейся обстановки и стремление реализовать план по ее стабилизации. В частном боевом приказе № 2, адресованном 6-й армии, военный совет фронта четко указывает на направления главных ударов 1-й танковой группы: «Противник, введя мотомех. соединения в направлении на Устилуг – Влодзимеж [Владимир-Волынский] и Кристинополь – Радзехов на фронте 5-й армии создал угрозу разрыва фронта обороняющихся частей»[420]. На телеграмме стоит время 3.10 23 июня. Далее в приказе командарму-6 предписывалось направить 4-й мехкорпус против наступающих на Радзехов войск противника и обещание поддержать ударом авиаполка бомбардировщиков. Также Музыченко было обещано, что для отражения атак пехоты на фронте его армии будет задействован 8-й мехорпус (у Равы-Русской).
Прибывший из Москвы Жуков прекрасно осознавал сложности с продавливанием приказов вниз и принял деятельное участие в их проведении в жизнь. Баграмян вспоминал: «Жуков поинтересовался, имеем ли мы проводную связь с Музыченко. Получив утвердительный ответ, генерал армии сказал, что побывает у него, а пока переговорит с ним. Кирпонос распорядился немедленно вызвать командующего 6-й армией к аппарату. Выслушав доклад командарма о состоянии войск, о противнике, Жуков особо подчеркнул, насколько важно, чтобы 4-й мехкорпус как можно быстрее был переброшен на правый фланг армии. Вскоре Г. К. Жуков в сопровождении представителей штаба фронта выехал в 8-й механизированный корпус генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева, чтобы на месте ознакомиться с состоянием его войск и ускорить их выдвижение из района Львова на Броды»[421].
Продавливание решения вниз с помощью Жукова возымело эффект. Музыченко в 2.00 ночи 23 июня пишет общий приказ по армии, в котором уже не предусматривается использование 4-го мехкорпуса под Перемышлем и Радымно. В задачах корпуса А. А. Власова речь уже идет о «пархачской механизированной группировке противника». Пархач – это город к югу от Крыстынополя. Однако время уже было потеряно. Если бы приказ на выдвижение 4-го мехкорпуса для действий в районе Радзехова был отдан несколькими часами ранее (в 18.00 22 июня) шансов ввести его в бой против немецких танков 23 июня было бы гораздо больше.
Борьба за небо
Первым актом борьбы за небо над Украиной стали налеты немецкой авиации на советские аэродромы. Задача 4-го воздушного флота была намного сложнее, чем у воздушных флотов на московском направлении и в Прибалтике. Дело было не только в менее благоприятном соотношении сил, но и в целом ряде объективных и субъективных факторов. Руководство ВВС КОВО в лице Е. С. Птухина уделяло много внимания маскировке аэродромов. Незадолго до вторжения командующий ВВС округа лично произвел облет аэродромов с целью проверки выполнения приказа НКО от 19 июня о маскировке. Поэтому полностью вскрыть систему базирования авиации КОВО немцам не удалось, хотя приграничные аэродромы были им хорошо известны.