Приятно тебя общать

Убийца со спутницей поднялись по каменным ступеням. Сегодня в библиотеке было очередное еженедельное собрание дискуссионного клуба.

Пришли почти все: согбенная старушенция в растянутой вязаной кофте, пара страдающих нервным тиком учителей, хлыщ себе на уме с зубочисткой в углу рта, флегматичный водопроводчик, решительная мамаша с раскормленной собакой и сухощавый составитель ядов. Одни явились утолить интеллектуальный голод, другие — заглушить жажду адреналина (некоторым до библиотеки нужно было пройти через спальный район).

— Ну что, объявляю собрание нашего клуба открытым, — весело сказала девушка, расставляя вазочки с печеньем. — В этом месяце мы обсуждали семь смертных грехов, Содом и Гоморру, естественный отбор и преимущества разных видов оружия. Сегодня предлагаю тему «Христианские добродетели».

Кто-то разочарованно замычал, хлыщ принялся отстранённо качаться на стуле. Но библиотекаршу это не смутило.

— Вот вы, бабуля, верите в Бога?

— А то как же, деточка!

Старушка достала из-под кофты стальной крестик. Правда, с какими-то странными отростками и перевёрнутый.

Девушка на мгновение замялась, но продолжила:

— Ну, тогда вы наверняка можете назвать какую-нибудь добродетель.

— Моя любимая — непротивление насилию.

Хлыщ улыбнулся своим мыслям.

— Смирение, — подала голос решительная мамаша. Собака тихонько гавкнула в подтверждение.

— Терпение, — предложил составитель ядов, сверкнув очками.

— Честный труд, — с достоинством высказался убийца.

Все остальные тоже загомонили, споря и перекрикивая друг друга.

— Это утопия! — отрезал водопроводчик.

— Законы нравственности придуманы для масс. Сверхчеловек сам себе закон, — протянул хлыщ.

— Мы должны подавать детям личный пример, — дёргая глазом, убеждённо заявил учитель.

— Всенепременно, — поддакнул второй учитель, дёргая щекой.

— Когда уже будем потоп обсуждать? — возмущался водопроводчик.

И тут двери библиотеки распахнулись. Некий искатель приключений, польстившись на единственное целое здание на улице (слева — банк, справа — продуктовый, напротив — магазин часов, а в библиотеку только идиот полезет), застыл в проёме, целясь в компанию из дробовика, и проорал сначала что-то угрожающее, а потом — что-то жалобное. Что именно, никто так и не понял из-за почти слаженного залпа членов дискуссионного клуба. Но пули учителей и хлыща, сюрикен мамаши, бабкин кинжал, метательный ключ на 15 водопроводчика и отравленный дротик составителя ядов пролетели над головой упавшего грабителя. Дело в том, что коленную чашечку ему раздробило пресс-папье, направленное твёрдой рукой убийцы.

Собравшиеся обсуждать христианские добродетели смущённо переглянулись и стали торопливо прятать оружие. Честный киллер подошёл к подвывающему неудачнику и спросил:

— Христианин?

— Д-да, — с надеждой проблеял тот.

— Тогда подставь левую.

С этими словами убийца прострелил ему вторую коленную чашечку и пнул в бок. Мужик мягко покатился по каменной лестнице.

Молодой человек вернулся к столу.

Все молчали. Водопроводчик и собака тщательно пережёвывали печенье. Старуха хитро зыркнула на хлыща.

— Что-то кости ломит. Проводишь до дома, милок?

Тот кивнул. У него в рюкзаке были припасены мешки для трупов — на всякий случай.

— Конечно, бабуля. Как всегда.

Они откланялись. Остальные посидели ещё немного, потом тоже засобирались. Когда все разошлись, библиотекарша обняла честного убийцу и прошептала:

— Мне так нравятся твои прощальные фразы!

— Ну что ты, детка. Это моя работа.

И они страстно поцеловались. Закон жанра.

IV. Болезнь века

Хоронили меня в закрытом гробу, потому что видок у меня был тот ещё. Краше в гроб кладут. Ой. Ну то есть, во сне увидишь — трусами не отмашешься.

Преставился я скоропостижно, от неизвестной науке болезни. И лицо у меня было такое, что посмертную маску можно бы смело в комнату страха. А буквально вчера я был мэром славного города Надамас.

Болезнь началась внезапно. На той неделе проснулся с ужасной головной болью. Глаз не мог открыть. Зову жену, а она не идёт. Ну да, я совсем забыл, она ж у своего мордоворота теперь ночует.

Зову приживалку. Ту, что с пучком ходит. Остальные пять тёток из богадельни тупы, как пробки, да ещё и неуклюжие. Посуду мыли после приёма, так побили блюдо из сервиза на двести персон. На что мне сервиз на сто девяносто девять персон? Выбросили, заказали новый, а приживалок посадили на хлеб и воду.

Так вот, приходит эта баба с пучком. Приказал воды и зеркало. Несёт, а у самой глаза как два яйца вкрутую вылезли, губа трясётся. Смотрю в зеркало — а у меня на лбу два бугра вскочило, кровью налитых. Я — орать, баба — орать, набежали телохранители, бабу застрелили, потом только разобрались. Пока приживалки убирали труп и полы мыли, я позвонил личному врачу. Через двадцать минут он, запыхавшись, примчался из правого крыла моей резиденции (что это он там делал, интересно знать? Должен ведь жить в соседней комнате! Сказал охране, но когда они рапорт составили, я уже сыграл в ящик). Осмотрел меня, посоветовал сделать анализы, рентгены и пункции.