Читаем Прииск «Безымянный» полностью

– Твоя взяла, – подошёл он после ужина. – Там пусто, как в барабане: если нет проявления, то откуда взяться золоту? Значит, у нас, действительно, может что-то быть.

Главной проблемой при промывке шлиховых проб стала вода. Когда только сходил снег, вода стояла под глыбами камней, а когда оттаивал верхний слой почвы – уходила. Ледяные лужицы сразу присмотрели промывальщики, и туда стали сносить многочисленные пробы. Но через неделю пробы пришлось таскать к реке.

Что-то упрямо толкало Фёдора за водораздел, где, по данным прошлого года, оказалось пусто. Взяв кайло и лоток, он пошёл вверх. За перевалом породы стали рыжими, словно изъеденными ржавчиной. Возле устья ручья в уступе надпойменной террасы геолог сделал расчистку и нагреб полный лоток породы. Пригибаясь от тяжести, понёс к воде. Когда перебуторил и сбросил раскисшую рыжую глину и камни, на дне лотка заблестел едва заметный жёлтый песочек.

* * *

Лето вошло в самую тёплую пору. Жарко пекло солнце, а в долине реки появились тучи комаров. Укрыться получалось только на открытых продуваемых местах.

Опробовав весь склон, геологи подошли к развалам магматических пород, узкими языками выступавших из бурого суглинка. Над камнями зеленел стланик и карликовая берёзка, местами они заросли мхом и ягелем. На первый взгляд породы ничем не отличались от других, но, присмотревшись, можно было заметить, что участками они так окварцованы, что невозможно узнать их первичный состав. С ними Фёдор и связывал золото, рассыпанное по всему склону и найденное среди этих развалов.

– Всё, ребята, свою задачу вы выполнили, – сказал он повеселевшим студентам. – Теперь опробовать будем сколковыми пробами, а проанализируем их уже дома.

– И что мы можем тут иметь? – по-деловому спросил Паша, приехавший снова на практику. – Тот рыжий золотой песочек, который я видел в наших шлихах, нельзя даже назвать золотом. Всей тощей мелочи, которую мы намыли, не хватит даже на ползуба. Какое же тут месторождение?!

Месторождение все представляли чем-то вроде сплошных золотых жил или крупных пятаков золота, торчавших из породы, а тут не увидели ни того, ни другого.

– Ничего удивительно, мы имеем дело с тонким золотом, а оно практически невидимое, но зато иногда образует приличные скопления в кварце и в сульфидах. Если объем такой породы значительный, может получиться приличное месторождение.

– А что у нас?

Усмехнувшись, Закатов почесал затылок.

– По моим прикидкам, рудопроявление или в лучшем случае мелкое месторождение. Однако всё может кардинально измениться, когда определят содержание золота в руде, оконтурят рудное тело и оценят его масштабы. Короче говоря, когда проведут разведку.

Паша предложил назвать месторождение «Верхний перевал».

– Смотрите, другие перевалы находятся ниже, а эта седловина в самом верху хребта. Значит, он верхний.

Назвать открытое месторождение считалось большой честью. Как имя новорожденному ребёнку, название давалось навсегда и сопровождало месторождение даже после разработки. Чаще всего имена давали по географическим признакам: названию района, ручья, горы и тому подобное; нередко – по сторонам света, рельефу местности, в честь первооткрывателя, любимой девушки. Иногда в основе названия лежало какое-нибудь звучное слово или словосочетание.

– Я не против, пусть будет «Верхний перевал», – согласился Закатов. – По-моему, неплохо. – Фёдор постучал молотком по камню, будто показывая, как это звучит. – Опробованием тут будет заниматься Сергей со своей бригадой, а мы уходим за перевал. Так что ты тут старший, – сказал он Чухновскому. – Стоять будем в Лагерном.

За перевалом протекал длинный и узкий ручей, непонятно почему названный Мрачным. Однако, по мнению Фёдора, его долина выглядела намного привлекательней того места, где находился их лагерь. Мрачный впадал в пересохшую Каменку и, в отличие от Курунга, бежал в противоположную сторону. Южный склон долины Мрачного заканчивался прямо возле его устья, а напротив – с Каменкой сливался другой, ручей, значившийся по карте Лагерным. В долине этого ручья Фёдор нашёл место для стоянки.

– Зачем нам туда возвращаться? Мы же опробовали Мрачный в прошлом году, – сказал Чухновский, в очередной раз пытаясь убедить Закатова изменить своё решение. – Давай не будем наступать на те же грабли. Там же ничего нет.

* * *

День начинался прохладой. Таял туман, растворяясь среди лиственниц и редкой ольхи. Лучи солнца коснулись голых сопок, пробежали по скалам, осветили каменные развалы на противоположном склоне горы. Прощальным взглядом Закатов обвёл стоянку. Потух костер, прислонёнными к дереву остались подсохшие колья и шесты от палаток, возле них лежала гора наколотых дров.

Перевальная тропа с Курунга проходила по горе Плоской, как она обозначалась на крупномасштабных топографических картах. На других картах эта гора выделялась только горизонталями. По долине Лагерного вился едва заметный ручеек. Местами он пересох или и журчал под камнями. Только возле устья у обрывистого берега он выходил на поверхность и бежал, как настоящий горный ручей.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

1917, или Дни отчаяния
1917, или Дни отчаяния

Эта книга о том, что произошло 100 лет назад, в 1917 году.Она о Ленине, Троцком, Свердлове, Савинкове, Гучкове и Керенском.Она о том, как за немецкие деньги был сделан Октябрьский переворот.Она о Михаиле Терещенко – украинском сахарном магнате и министре иностранных дел Временного правительства, который хотел перевороту помешать.Она о Ротшильде, Парвусе, Палеологе, Гиппиус и Горьком.Она о событиях, которые сегодня благополучно забыли или не хотят вспоминать.Она о том, как можно за неполные 8 месяцев потерять страну.Она о том, что Фортуна изменчива, а в политике нет правил.Она об эпохе и людях, которые сделали эту эпоху.Она о любви, преданности и предательстве, как и все книги в мире.И еще она о том, что история учит только одному… что она никого и ничему не учит.

Ян Валетов , Ян Михайлович Валетов

Приключения / Исторические приключения