Перед самым отъездом Ивана вызвали в спецчасть управления. Этот отдел занимался сохранностью информации, которую когда-то засекретили, чтобы она, не дай бог, не попала в руки тех, кому не предназначалась. В ведении спецчасти находились все геологические отчёты с грифом «секретно», топографические карты, аэрофотоснимки и другие материалы, без которых в геологии не обойтись. Если учесть, что практически все отчёты были закрытыми для посторонних, то легко представить, какое место занимало это подразделение в жизни экспедиции.
В спецчасти пахло сургучом и спиртом. Сургуч использовали для опечатывания секретных посланий, поэтому измазанная сургучом банка постоянно стояла в зелёной эмалированной кастрюле с водой, подогреваемой на электроплите.
– Иван Петрович, с вами хочет поговорить наш куратор, – официальным тоном обратился к нему инспектор отдела, по выправке и другим внешним признакам, подмеченным Иваном, – типичный военный. – Пройдите, пожалуйста, в соседнюю комнату, он вас ждёт.
За столом Иван увидел человека в сером костюме, с зачёсанными назад чёрными волосами.
«Судя по живому взгляду – не более сорока, – подумал он, – а если ориентироваться на поседевшие виски, может, гораздо старше».
Светлая рубашка и галстук в горошек придавали ему изысканность. Так одевалась интеллигенция в родном городе Брукса. Их глаза встретились, и Иван почувствовал колючий оценивающий взгляд. Ему показалось, что незнакомец пронизывает его насквозь. Это длилось мгновенье, но Ивану этого хватило. Словно натолкнувшись на невидимую преграду, он остановился на пороге.
– Проходите.
Иван подошёл к столу.
– Майор госбезопасности Гайнуллин, – представился тот. – Садитесь. – И показал на стул, стоявший с другой стороны стола.
«Вот тебе и куратор! А почему же чекисты не вызвали меня в свою “контору”? Там они у себя дома, а тут в гостях. Хотя нет, тут тоже их контора».
– Иван Петрович, у меня к вам несколько вопросов, на которые я хотел бы получить исчерпывающие ответы. Вы не возражаете?
– Нет.
– Ну вот и хорошо.
Иван понимал – раз его пригласили через спецчасть к сотруднику ведомства, которому он также подчинён, то разговор будет непростым. Правда, в экспедиции он работал недавно и, как считал, провиниться ещё не успел.
«Значит, его интересует что-то другое, не связанное с жизнью экспедиции. Что же тогда? Дом, институт, Магадан, авиакатастрофа? Скорее всего – последнее».
И он не ошибся.
– Я хочу поговорить с вами об авиакатастрофе, – начал куратор. – Точнее, о некоторых деталях того происшествия.
В его тоне слышалась подкупающая доброжелательность, располагающая к откровенному разговору, но Иван уже знал, что может за этим скрываться, и сразу выразил свою позицию:
– Так я же написал три объяснительные. В них всё подробно изложено. Ничего нового я, наверное, вам не добавлю.
Эти объяснительные он написал в разные инстанции после того, как их спасли. А самая обстоятельная осталась в Якутском управлении Министерства госбезопасности, куда его вызвали сразу по приезде в Якутск.
– Я с ними знаком, вот поэтому-то у меня и возникли дополнительные вопросы. Скажите, как вам удалось выжить в авиакатастрофе? Поймите меня правильно, – будто извиняясь за нетактичность вопроса и жёсткость, с которой тот прозвучал, продолжал он более мягко. – Ведь погибли почти все, а вы, второй пилот Сенькин, майор Синицын, товарищ Свиридов и ещё четыре человека остались живы. Вдобавок ко всему вы, образно говоря, отделались лёгким испугом. Да, кстати, как ваша рука?
Он пристально посмотрел на его левую руку, и Брукс сразу понял, что этот человек знает всё. Понимая, что его здоровье куратора интересует меньше всего, Иван сразу перешёл к главному.
– Вы хотите узнать, как я остался жив? – На мгновенье он замолчал. – На этот вопрос я затрудняюсь что-либо ответить. Наверное, так было Богу угодно, потому что…
– А если серьёзно? – перебил его гэбист. – Расскажите о последних минутах, проведённых в самолёте до катастрофы. Где вы находились, чем занимались? Словом, вспомните всё, даже самые незначительные детали.
«Ничего себе! Он хочет повесить на меня авиакатастрофу».
– Как и все пассажиры, в тот момент я сидел на своём месте. Оно располагалось в середине салона, возле окна. Я видел плоскость крыла, значит – над крылом.
– У вас было тринадцатое место, – уточнил чекист. – Вы понимаете, что это значит? Это значит, чёртова дюжина – число, которое считается несчастливым. А вы взываете к Господу Богу. Да он, наоборот, с превеликим удовольствием отправил бы вас в преисподнюю. Придумали бы что-нибудь поинтересней. Ладно, продолжайте.
Вытащив из рогового футляра расчёску, майор лёгкими, словно ласкающими, движениями аккуратно поправил причёску. Редкие волосы ровно легли назад, прикрыв обнажившуюся плешь.
«Ему явно за сорок, – мелькнуло у Ивана в голове, – значит, воевал».