Приют для бездомных кактусов

– Только дважды с ним случилось что-то странное. Первый раз он оставил одно стекло незамененным. В Церкви Стариков; он работал там в молодости. Потом, когда он отправился туда постоянным жителем, его случайно поселили прямо около этого стекла, и он его узнал. И тогда страшный припадок повторился. Что ему оставалось, как не разбить стекло? Так я провел там целых два дня – менял стекло и заодно служил этому старику сыном.

– Сыном?

– Назначили. Когда человеку плохо, ему необходимо назначить родственника. Ближайшего. Не так ли?

– Я не думала об этом.

– Вы образцовая жительница Башни. Итак, два дня я менял стекло в повязке…

– В повязке?

– Черной, на глаза. Раньше – когда стекла еще имели возможность биться – такую непроницаемую повязку выдавали всем семьям Башни – аварийный набор, как только окно разбито, сразу же отвернуться, надеть повязку и сообщить дежурному Лифтеру. Вот такую повязку; я же менял окно.

– На ощупь?

Сатощи доел сэндвич, взял пригоршню листьев и протер губы.

Айко догадалась:

– «Спрашивай о том, что за пределами вселенной, нашей галактики, даже нашей Земли… Но никогда не спрашивай: что за пределами Башни?» Так?

Она даже вспомнила, кто это говорил – Древний Лифтер номер два.

Сатощи посмотрел: таким взглядом, будто темная повязка всё еще была на его глазах.

– Все-таки кое-что этот старик мне сказал… Да не закапывайтесь вы, как школьница. «Я видел там Вестника!»

– Только и сказал?

– Только это. Приступ безумия был коротким; всё остальное время, пока я устанавливал «небьющееся», он молчал: сознание снова овладело им. Под конец, правда, стал рассказывать о том, что всегда ждал такого сына, как я… Попросил меня посмотреть, как он научился облегчаться, «не портя матрас». А ведь некоторые так этому и не могут научиться.

– Я не могу найти…

Айко лежала лицом в листья, они холодили горевшие от стыда щеки.

– Потеряла свои повязки… а нужно срочно сменить. Может, у вас, ваши… Я знаю, конечно, мужские отличаются. Но мне очень нужно, прошу.

Сатощи молчал.

– Прошу, – повторила она, дыша в листья.

И – поняла. Еще до того, как услышала его признание.

Не сдержалась, провела рукой по бедру мужа. Проверить, только проверить. Бедро было пустым: повязки не было.

Как же он живет без этого?

– Не бояться, – услышала сверху его. – Главное – не бояться. Надевать повязку три-четыре раза в день. И всё. Потом снимать. Раньше их надевали только детям, взрослые обходились без них…

«Вниманию посетителей Парка! Извините за ожидание; через час карантин будет окончен, и вы сможете приступить к прогулкам».

Боги! Она вышла замуж за человека без повязок!

Ноги Айко были голыми и белыми на фоне красно-желтой листвы.

Они были без повязок. Они – преступники во Французском парке.

Их преступление пока не привлекло ничьего любопытства. У Лифтеров сложный день: землетрясение прошло удачно, но совпало с двумя неприятностями – повесился зеленоволосый юноша, сбежавший с экзамена. И еще задурил Безумный Стекольщик: разбил окно – оно каким-то образом оказалось бьющимся – и, пока не прибежали спасатели, долго смотрел на бесцветные волны, в которых плавали обломки лодок, пустые надувные матрасы и другие предметы.

Пошел ветер – снова заработали насосы. Листва взметнулась и окатила супругов, залетая в лицо, за шиворот, между колен и пальцев.

Сверху опускалась беседка; из нее выглядывал белый профиль в парике:

– Милостивые государи, не желаете ли вина? Я ваш гид по Французскому парку. С наступающим Рождеством! Скоро Рождество, не так ли?

– Когда? – кричала Айко сквозь летящие листья. – Когда оно, Рождество?

– Не слышу!

– Какого числа Рождество начинается?

– Я ваш гид по Парку, – улыбнулся, приземлившись. – Рождество? Рождество начинается поздней осенью, когда… так, посмотрите направо!

Они шли по лабиринту из стриженой листвы, гид вертел указкой.

– …Начинается оно, мои дорогие, поздней осенью, когда духи супермаркетов и ангелы розничной торговли особенно остро нуждаются в подношениях и ласковом шелесте пластиковых карточек. И мудрые Лифтеры древности, построив Башню… Так, теперь направо…

– Извините, но где направо? – остановилась Айко.

– Он нас не слышит, – Сатощи тоже остановился.

А гид всё шел вперед, размахивая указкой.

Они стояли, брошенные гидом, и смотрели направо. Вначале была видна только листва. Потом замерцало. Куст осветился изнутри, и Сатощи раздвинул ветви.

Стал виден пруд. Часть его была подо льдом, сквозь лед алели спины спящих карпов. Над прудом по мосту гуляли маленькие пешеходы в меховых платьях. Тут же, концами ветвей в лед, росли ивы; везде чувствовалась рука садовника: даже мох на каменном фонарике выглядел подстриженным. Дорожка вела в грот; по ней, передвигая замерзшие ступни, шли посетители. Каждый нес одну хризантему, а в руках самого старого была башенка из сахара.

Потом из-за ствола ивы вышел Санта и стал развешивать вокруг бумажные фонарики: на ветви ив, на лошадиное ухо. Заметив за прудом супругов, помахал им:

– Скоро Рождество, не так ли? – и замер, указывая на грот.

– Там, наверное, пьют чай, – прошептала Айко. – В древности всегда пили чай.