Приют изгоев

После парной для услаждения клиентов заведения предоставлялась возможность восстановить силы разнообразными способами. Можно было уединиться в апартаментах и покушать в обществе своей избранницы, а можно – в общем зале, что располагался прямо рядом с парными, где было что-то вроде ресторана. Менкар выбрал второе, не потому, что общество Сабьи его чрезмерно утомило, а слишком уж сладострастно она принялась описывать, каким именно образом она собирается его потчевать сластями и каким образом собиралась вкушать их сама. Это уже смахивало на извращение – даже после девяти с половиной недель воздержания он с трудом представлял, как это девушку можно использовать вместо тарелки, а его самого в качестве столового прибора. Что он, собака, что ли, тарелки вылизывать.,.

Прямо из парной Сабья вывела Менкара на веранду, где под прозрачными балдахинами из тонких тюлевых занавесей, разделенные низенькими перегородками, в изобилии украшенными цветочными гирляндами и горшками с преобладанием, разумеется, настурций, стояли простые деревянные столы с удобными деревянными же скамьями с разбросанными на них мягкими подушками для услаждения особенно нежных седалищ.

Судя по приглушенному гулу, перекрывавшемуся отдельными выкликами и смехом, народу здесь было достаточно, но полупрозрачные занавеси создавали иллюзию уединения для распа-' ренных гостей и их спутниц; где-то в глубине зала нежнейшее сопрано под аккомпанемент лютни выпевало старинную балладу о рыцарской любви и верности прекрасных дам, но ее мало кто слушал.

Среди этих прямо-таки райских кущ некоторым диссонансом смотрелась сидящая прямо у входа за отдельным столом компания, состоящая из трех плечистых здоровяков с обмотанными простынями чреслами. Они флегматично попивали большими толстого стекла кружками квас, подливая из здоровенного, им под стать, кувшина. Менкар было принял их за отдыхающих банщиков и удивился, что прислуга сидит в одном зале с чистой публикой. Но Сабья объяснила, что это не столько банщики, сколько вышибалы, следящие, чтобы никто не нарушал порядка и не обижал их, девочек, и хотя вообще-то у них в заведении такого не бывает, но на всякий случай ребята дежурят…

Кушать им подали не обильно, но сытно. После омлета с грибами Менкар с Сабьей, которая догадалась, видимо, что в ближайший час ей не работать, и с удовольствием плотно покушала за счет клиента, пили холодное светлое пиво и даже почти не разговаривали. Менкар задумался. Мысли текли приятно, перескакивая с одной на другую с легкостью порхавшего по горам архара. Он подумал, что Аподис наверняка предпочел уединиться и сейчас, наверное, собирает экзотические плоды со своей северной красавицы – занятие как раз по нему. Потом он вспомнил вечер, который они провели в таласском заведении, где тоже было забавно, хотя и не так шикарно, но уж больно упражнения в гамаке напоминали путешествие на «Данаб-уд-дулфин», что не давало ему полностью расслабиться и получить свое удовольствие полной мерой. Воспоминание о неудовлетворенности вызвало воспоминание о Эйли, и он невольно мечтательно заулыбался: вот бы она посмеялась новой версии своего побега! Впрочем, вряд ли; он тут же вспомнил их последнюю встречу и помрачнел… Да что такое! Не пора ли развеяться?..

Менкар уж было собрался ненавязчиво напомнить своей временной подружке о ее непосредственных обязанностях, но так и замер с раскрытым ртом. Потому что услышал слово, которое никак не могло прозвучать здесь. Тем более произнесенное таким знакомым, до боли знакомым, до приторности знакомым голосом.

Слово это было «энтомология», и произнесено оно было голосом капитана Отдельного отряда егерей Королевской Охоты Энифа Гиеди.

– …Именно! Именно «Энтомология услады», – продолжал настойчиво повторять голос капитана Гиеди за спиной. – Или даже – «Энтомология сладострастия»! Так назову я сей труд о вас, прелестницы, ибо не зря называют жриц любви «ночными бабочками». В этом есть глубинный, потаенный смысл!..

Судя по голосу, капитан был в прекрасном расположении духа, возбужден, что несколько не вязалось с его натурой, и, что тоже нехарактерно, слегка изрядно пьян.

Из ступора Менкара вывел град обрушившихся на его спину ударов небольших кулачков Сабьи, и Менкар захлопнул рот, чуть не прикусив себе язык, и закашлялся.

– Ох, – вырвалось из груди. – Да прекрати ты!

– Ну вот, – обиженно надула губки девушка. – Я ему хотела помочь, а он… Ну тебя! – Сабья отвернулась.

– Ну извини, извини, – Менкар обнял девушку за голые плечи и притянул к себе. Одновременно он оглянулся, но мешала занавеска, вроде бы и прозрачная, но сквозь нее невозможно было толком ничего разглядеть. Впрочем, и без того было ясно, что голос раздавался не из соседнего алькова: там жадно и страстно обнимались и страстно пыхтели.

Сабья тут же повернулась. Обижаться она, похоже, не умела, что при ее профессии было, несомненно, качеством положительным.