Приют контрабандиста

Мы торопились выбраться из пещеры и поначалу не заглянули за отведённую к стене дверь, а на ней висело нечто вроде кухонной мойки на две раковины, только без смесителя, сливного отверстия и всего прочего – с виду незамысловатая светло-коричневая тумба с врезанными сверху чашами. В первой чаше лежали большие и маленькие гранитные шарики, во второй – обычная галька. За галькой Глеб и возвращался на берег озера. Не придумал иного противовеса.

О том, что тумба – это весы, мы догадались сразу, стоило Насте вынуть один шарик. Ну хорошо, не сразу, и догадались не мы, а Гаммер, но из двери, щёлкнув, выскочили потайные засовы-ригели, и суть механизма стала очевидной.

Когда Глеб и Татьяна Николаевна проникли в сокровищницу, дверь была, конечно, заперта. Приблизившись, они наверняка заметили, что её покрывают надписи, точнее одна-единственная надпись, воспроизведённая на разных языках: «Когда умолкнут птицы, откроются врата». Очередная головоломка от Смирнова.

Простучав тумбу, Глеб и Татьяна Николаевна убедились, что она собрана из металлических листов и наглухо приварена к двери. Глубокие чаши также оказались металлическими. Они различались лишь выгравированными на дне узорами. Левую украшал заключённый в пентаграмму человек – он упёрся в верхний угол головой, а по остальным углам распростёр руки и расставил ноги. Правую украшала перевёрнутая пентаграмма с вписанной в неё головой козла – рогами он подпёр два верхних угла, а по трём нижним просунул уши и бородку.

Жуткая картина! Я представила, как в пещеру попадает случайный спелеолог, не знающий об охоте за сокровищами и уверенный, что стал первооткрывателем прежде никому не ведомой системы тектонических залов и галерей в основании Кован Кая. И вот он, довольный, ползает по колодцам и шкуродёрам, добирается до озера Харона и видит лодку. Удивляется, но не слишком расстраивается. Думает, что в пещере когда-то давно скрывались контрабандисты, а значит, лавры первооткрывателя всё равно достанутся ему – по крайней мере, он первый объявит о существовании пещеры. Переплывает озеро, и тут… Вспышки света, кафельная плитка, древнеегипетские статуи, пентаграммы и смотрящие в душу глазёнки дьявольского козла! На месте спелеолога я бы умерла от страха!

Глеб с Татьяной Николаевной от страха умирать не торопились. Привыкли к причудам Смирнова. Не зря он вложил в головоломку столько отсылок к «Веде» и фракийскому оракулу. Я бы не удивилась, узнав, что на старости лет Смирнов создал какой-нибудь Сакральный фракийский орден: приносил жертвы всяким дагонам и расхаживал перед неофитами в расшитом золотыми нитями балахоне. Ну, может, обошёлся и без ордена, однако не постеснялся даже в пещере намекнуть на свой интерес к мистериям и культам.

Не знаю, сообразил ли Глеб, что пентаграммы в чашах напрямую связаны с головоломкой. Собственно, человек с распростёртыми руками символизировал светлое и упорядоченное начало Орфея, а козёл – тёмное и буйное начало Диониса, в храме которого римскому императору Августу напророчили власть над половиной населённого мира. Явная отсылочка к «дороге древних людей». Я бы ещё добавила, что Диониса иначе называли Вакхом, а именно вакханки убили и разорвали на части Орфея, что подчёркивало извечное противостояние двух выбранных Смирновым пентаграмм и отсылало к порванной марке Орфея на конверте «я таджика», однако Настя взвыла от тоски и заявила, что бросится в озеро Харона, лишь бы не слушать эту муть. Я немножко обиделась, но следом признала, что дверь можно отпереть и без анализа символов. Достаточно прочитать Хилтона. Надпись «Когда умолкнут птицы, откроются врата» на двери из сокровищницы очевидно перекликалась с надписью «Для кого открываются врата Шангри-ла?» на обложке «Потерянного горизонта».

В горный монастырь у Хилтона попадали те, кто был готов обрести истинную гармонию. Монах Чанг говорил Конвэю: «Основу нашей веры я бы определил как умеренность. Воздержание от всего избыточного – вот добродетель, которую мы проповедуем. И сюда, если вы простите этот парадокс, включается также непринятие избыточной добродетельности… Я думаю, у меня есть основания утверждать, что наши люди ведут умеренно трезвый образ жизни, умеренно благонравны и умеренно честны». Ну, оставшись без смартфона, я не сумела привести цитату дословно, но общую суть передала, и даже Вихра поняла, к чему я клоню.

– Нужно уравновесить Орфея и Диониса, – восхитилась она.

– Ага, – кивнула я. – Дверь откроется для того, кто приведёт к гармонии светлое и тёмное, упорядоченное и буйное.

– Или воспользуется методом тыка, – заметил Гаммер.

– Ну или так, – согласилась я.

Наверное, Глеб с Татьяной Николаевной обошлись без цитат из Хилтона. Сообразили, что в тумбу вмонтированы чаши весов. В левой лежали гранитные шарики, правая пустовала. Глеб сбегал за галькой, уравновесил чаши, а лишнюю гальку бросил на пол – она и сейчас валялась в углу, возле светильника с птичьей головой. Засовы втянулись, и Глеб с Татьяной Николаевной попали в коридорчик с турникетом.