Приют контрабандиста

Потеряв интерес к двери, мы с Вихрой и Настей присели отдохнуть под стеной, а Гаммер продолжил возиться с тумбой. Вынул шарики и гальку. Убедился, что сами чаши отличаются по весу и без наполнения уравновесить их не получится, но следом убрал засовы без всякой гальки – лишь в нужном соотношении распределил по пентаграммам изначально предложенные Смирновым шарики.

– Всё просто, – безрадостно промолвил Гаммер. – Мы бы минут за пять разобрались. И не надо бегать к озеру.

Гаммер ещё поигрался весами, парочку раз запер и отпер дверь, затем повалялся с нами на тёплом кафеле и отправился в коридорчик – тогда и началась долгая возня с турникетом, вёслами и попытками вырвать проржавевший прут.

Мы с Настей и Вихрой сонными плясками развлекали датчики движения, ворчали на Смирнова, и какие-то особые мысли меня не посещали, однако два произнесённых Гаммером слова накрепко застряли в голове и не давали покоя.

«Всё просто».

То-то и оно! Чересчур просто для Смирнова с его хитросплетёнными головоломками и подсказками. Стоило ли ради загадки, решить которую можно методом тыка, городить в центре пещеры подобную бутафорию? Зачем проводить сюда электричество, настраивать весы запорного механизма, расставлять нелепые светильники?

Я вообще не понимала, для чего Смирнов разделил многоножки турникетом. Захотел символически показать, что обратного пути нет? Ведь сто́ит выкрутиться в следующую галерею, и в коридорчик не вернёшься – помешает металлическая гребёнка неподвижной части турникета. Необратимость, надо признать, пугала! На месте Глеба и Татьяны Николаевны я бы не торопилась с выбором. Или они нашли что-то в сокровищнице? Нечто рассказывающее о пути через вторую многоножку? Нашли и забрали?

Когда Гаммер, смирившись с поражением, лёг рядышком, я уже растревожила себя вопросами и толком не порадовалась его предложению перейти на десятиминутные вахты – с ними каждому удалось бы с полчасика, не дёргаясь, отдохнуть на полу. Настя возразила, что «десять минут» звучит расплывчато для того, кто не может заглянуть в смартфон, и Гаммер из двух пластиковых бутылок соорудил подобие водяных часов – сказал, что вахта заканчивается, когда вода из одной бутылки полностью переливается во вторую. Вряд ли он отмерил ровно десять минут, но мы похвалили Гаммера, а первой нести вахту вызвалась я. Поняла, что, растревоженная, всё равно не усну.

Настя, натянув на глаза подкасник, моментально задремала. Гаммер и Вихра ещё малость поворочались на комбинезонах и тоже притихли. Я позавидовала их беспечности. Подавила зевок и прошлась по сокровищнице в надежде отыскать нечто такое, что Глеб и Татьяна Николаевна в спешке упустили.

Посмотрела на высокий каменный потолок. Его отшлифовали, но не оштукатурили, и на нём повсюду угадывались тёмные щели, словно морщины на загрубевшей коже. Стыки потолка и стен были украшены лепным карнизом. За карнизом, надо думать, тянулись провода четырёх ламп – по одной на стену. Прямоугольные и упрятанные в защитный чехол, лампы напоминали уличные прожекторы вроде тех, что с прошлого года загорались у скульптур на острове Канта.

Оштукатуренные стены немножко отсырели, однако смотрелись лучше стен горной библиотеки. Наученная различать подсказки в чернильных пятнах, я пригляделась и к пятнам сырости. Почувствовала себя на приёме киношного психиатра, заставляющего в кляксах угадывать конкретные образы. Или так бывает не только в кино? В любом случае ни надписей, ни скрытых посланий на штукатурке я не заметила и переключилась на отделявшую её от обычного настенного кафеля полосу цветастых плиток. Они опоясывали сокровищницу, прерываясь лишь на выход в галерею и проём в коридорчик, из которого ощутимо сквозило прохладой – наверное, до того как Глеб и Татьяна Николаевна открыли дверь, тут стояла страшная духота. Одинаковых плиток я не нашла. Каждую украшало что-то своё: птичка, овечка, корыто, стог сена, телега, оливковая ветвь, лошадь, дракон, пастух, крестьянские вилы – добрая сотня самостоятельных, размещённых без видимого порядка, но объединённых общим пасторальным настроением рисунков.

Вспомнив карту мира из горной библиотеки, я не поленилась и прощупала цветастую полосу, затем прощупала под ней обычный коричневый кафель. Он держался крепко, выпасть или сдвинуться не норовил, в «пятнашки» сыграть не предлагал. Я даже тихонько простучала его костяшками пальцев – убедилась, что звук везде раздаётся глухой, полостей или скрытых проходов не выдаёт. Потревоженная стуком, простонала Настя. К счастью, она не проснулась, иначе в самых ярких словах рассказала бы, что думает о моих попытках достучаться до тайн Смирнова.