Мы доели остатки хлеба и сыра. Помечтали о курином супчике и согласились, выбравшись из пещеры, совершить налёт на продуктовый магазин – вытрясти из витрин всё сладкое, а потом съездить на «опель-корсе» до ближайшего фастфуда. Вихра сказала, что ехать придётся долго, но мы с Настей и Гаммером ответили, что выдержим самую дальнюю, самую тошнотворно-серпантинную дорогу, лишь бы набить рот чизбургерами или хот-догами. От одной мысли о них рот наполнился слюной, и я предпочла вернуться к щеглоголовым статуям.
– Нужно заставить их умолкнуть! – процедила я и рассмеялась, до того нелепо это прозвучало.
– Как?! – в бесчисленный раз спросила Настя.
– Не знаю! – я сорвалась на крик и обхватила голову руками. – Дай подумать!
– Даю.
– Думаю!
– И?
– Насть!..
– Может, тут как в головоломке с соловьиными птицами? – предположил Гаммер.
– Предлагаешь вы́резать из весла свиристель и сыграть весёлую мелодию?
– Свирель, – поправила я Настю. – И мелодия должна быть грустной, как в книжках.
Образ Орфея, играющего на свирели, и сражённых его талантом певчих птиц действительно повторялся в каждой посвящённой ему истории. Ну, по крайней мере в каждой из тех, что я читала. Об этом писал даже Караславов, которого я нашла у Вихры. «В мелодии дудочки он изливал свою печаль, рассказывал о своей тоске, грёзах и надеждах. Потемневшее ущелье подхватывало эти звуки, они летели от вершины к вершине. Овцы замирали в высокой траве, не смея шевельнуться, деревья переставали шелестеть своей густой темно-зелёной листвой, даже птицы замолкали, чтобы услышать эти дивные, несравненные песни».
– Напой колыбельную митраистов, – посоветовал Гаммер. – Тогда головы статуй откроются. Внутри мы найдём семечко. Прикоснёмся к нему и превратимся в древо, а летающий змей проглотит нас, чтобы перейти в боевой режим и уничтожить планету.
Гаммер опять бредил, и разбираться в его бреду никто не захотел. Вечно у него какой-нибудь летающий змей пытался уничтожить планету, и это, конечно, здорово, но меня сейчас как-то больше интересовала загадка Смирнова.
– Слушайте, от зависти соловьиные птицы лопаются только в книгах, – сказала я. – В жизни они замолкают…
– …если напугать? – предложил Гаммер.
– …если пристрелить! – развеселилась Настя.
– …если накормить, – миролюбиво заключила Вихра.
–
Мимолётная догадка ошеломила.
В последний раз я так разнервничалась – до дрожи, до судорог, – когда различила за кронами деревьев красный цилиндр заливинского маяка.
–
Мы обменялись взглядами. Поняли, что думаем об одном и том же. Удивительно, как эта простая и очевидная мысль не пришла нам раньше!
За долгие месяцы блужданий по лабиринту мертвеца мы впервые наметили, как применить наиболее странную подсказку Смирнова. Если её вообще можно назвать подсказкой. Скорее уж, самостоятельная головоломка. Или ключ. Ключ к фразе «Когда умолкнут птицы, откроются врата».
– И как вы накормите статую? – спросила Настя.
Спросила серьёзно, без усмешек. Почувствовала, до чего мы с Гаммером напряжены. И Вихра почувствовала. В ожидании ответа они посмотрели на нас с предвкушением.
– Металлической птице – металлический корм, – улыбнулась я.
– А можно без шарад? Если ты…
Настя, поражённая, уставилась на статую. Тоже поняла.
– Железный порошок!
– К нему привела головоломка Смирнова, – подхватила я. – И к нему привела открытка «я таджика». И мы ещё удивлялись, почему получили одинаковые подсказки. Ведь путь по открытке должен быть легче. Мы гадали, почему Смирнов не приложил к нашему порошку какую-нибудь шпаргалку, а он…
– …приложил! – выдохнула Настя.
– Какую? – Вихра переминалась от нетерпения.
– Порошок лежал в банке из-под птичьего корма. «Сухой корм для щеглов, зябликов и зеленушек». Корм для щеглов!
– И щеглоголовых статуй, – кивнул Гаммер. – Чтобы
– Даже не хочу представлять, как они тут будут размножаться, – нервно усмехнулась Настя.
Гаммер подошёл к рюкзачку. Вывалил из него бутылки с водой. Достал «Кошек Шпицбергена», лежавших на дне и завёрнутых в мою старенькую футболку. Я бы обняла Гаммера за то, что он сообразил захватить «Кошек» из лагеря в Зале обманутых надежд, но мы притихли и старались понапрасну не суетиться. Совершали таинство, сути которого пока не улавливали. Не знали, как именно металлические птицы умолкнут и что тогда произойдёт, но верили, что всё это совпало не случайно. В лабиринте мертвеца случайные совпадения были невозможны. Смирнов просчитал каждую деталь, а нам оставалось наблюдать за их слаженным взаимодействием.
Мы сгрудились у ближайшей статуи. Гаммер бережно развернул футболку с растрескавшимся принтом бегемотика Глории. Передал «Кошек» мне.
– И что делать? – поинтересовалась я.
– Накорми птиц, – отозвались Гаммер и Настя.
Вихра подбодрила меня кивком.