Приют Одиннадцати (СИ)

- Лиза, - обратился мужчина к девушке (она была туго повязана белым шёлковым) платком, - организуй быстренько для нашего гостя крепкий чай с лимоном и сахаром. Покрепче и послаще.

Девушка послушно метнулась к плите и включила электрочайник, который почти сразу зашумел, забурлил, забрызгал кипятком. Вскоре я уже прихлёбывал из кружки горячий чай и чувствовал, как меня стремительно покидают недавние страхи. Мужчина оказался тренером, его звали Михаил. Мы разговорились, у нас оказалось много общих знакомых. Ведь я когда-то имел отношение к Федерации горнолыжного спорта СССР.

- А где же твои лыжники? - спросил я у Михаила.

- Они уже спят, - ответил он. - Завтра рано вставать, пока ещё снег не раскис. Трасса слалома у меня уже готова.

- А Лиза тоже лыжница? - заинтересовался я, как бы между прочим.

- Нет. Лиза наша повариха. Вкусно готовит. - Михаил помолчал, словно раздумывая, стоит ли сказать что-нибудь ещё. Потом добавил: - Иной раз она помогает мне спать. А я - ей. - И он засмеялся, довольный.

Не прошло и получаса, как я стал клевать носом.

- Лиза, отведи Александра вниз, там есть свободные койки, не то он сейчас здесь заснёт непробудным сном. И там, кстати, можно посушиться.

Мы спустились по едва освещённой лестнице на нижний этаж. Окон не было, но воздух был свеж. Видно, была хорошо продумана вентиляция.

Когда я попробовал улечься на нары, Лиза направилась наверх. Она была так обворожительна и тепла, что я не удержался и через сон спросил:

- Вы не останетесь со мной? Мне одному будет холодно.

Она расхохоталась, обнажив красивые влажные зубки, и упорхнула, проговорив писклявым голоском:

- Ничего. Здесь тепло.

Я умирал спать, но сон не приходил. Собрав остатки сил и воли, я поднялся, разделся, положил и повесил сушиться влажные носки и кеды на электро масляные радиаторы отопления. Вытащил из ботинок вкладыши-чулки. В это время погас оранжевый свет, остались гореть только синие ночные лампочки. Я снова улёгся и стал ждать, когда придёт сон. Но он где-то заблудился. Видно, пережитые мной недавние страхи расшатали мою нервную систему. К этому неожиданно добавился мощный позыв к мочеиспусканию. Пришлось одеваться и топать по едва освещённой лестнице наверх. Михаил и Лиза ушли. Очевидно, отправились помогать друг другу спать. Я вышел наружу, меня обдало диким холодом, свистел пронизывающий ветер, звёзд на небе не было видно. Я попробовал помочиться, но смог выжать из себя лишь несколько капель. Меня охватил озноб, и я поторопился вернуться. Эта физиологическая тема мне самому не нравиться, и я не собираюсь задерживать на ней внимание терпеливого читателя. Скажу только, что большую часть ночи я был вынужден бегать вверх-вниз, и лишь к рассвету мой водопровод отворился. Как видно, случилось обострение цистита. Освободившись от тягости внизу живота, я ощутил счастье и, вернувшись на нижний этаж, немедленно заснул. Спал я как убитый, без сновидений, как, наверное, спят в могиле. Спал я часа четыре, не больше, но сон был так крепок, что за это короткое время я полностью восстановился. Разбудила меня возня лыжников наверху. Как видно, они собирались на тренировку. Вместо синих (ночных) лампочек горели обычные, огненно-оранжевые.

Вещи мои заскорузли, пахли сухим и тёплым. Я быстро оделся, обулся, собрал свой рюкзак и поднялся наверх. Чувствовал я себя необычайно бодро, от вчерашней "горняшки" не осталось и следа. Я вышел в столовую, там Лиза мыла посуду. Она была одна, лыжники уже ушли.

- Будете завтракать? - спросила она.

- Нет, спасибо. Хочу только пить. Если можно, кружку чаю.

Напившись, я поблагодарил красивую Лизу и покинул подземный отель. Солнце уже было высоко, небо очистилось, островки снега сверкали мириадами лучистых звёздочек. Канатные дороги работали. Через час я был уже на "Приюте Одиннадцати". Французы меня ждали, чтобы вместе прикрепить щит с текстом Декларации.

- Сава? - сказал Жиль.

- Сава бьен, - ответил я и показал большой палец. - Майн копф ист зер гут. Их виль эссен (я хочу есть).

- Путь здогофф! - засмеялся Пьер и хлопнул меня по плечу.

Борис Киндинов предложил мне миску гречневой каши с тушёнкой и кружку кофе с сгущённым молоком, французы к тому времени уже позавтракали. Я поел, и мы вместе принялись устанавливать в простенке то, ради чего французы приехали на Эльбрус. Это была пластмассовая пластина с приклёпанным к ней медными заклёпками медным листом, на котором были выдавлены буковки. с левой стороны на французском языке, с правой - на русском.

Щит был похож на старинную типографскую форму высокой печати, только литеры были не свинцовые, а медные. Они были такие маленькие, что прочесть без увеличительного стекла, что там написано, было совершенно невозможно. В углах пластины были проделаны четыре небольших отверстия. Пьер достал из своего рюкзака инструмент, напоминающий пистолет-пулемёт. Это был шуроповёрт, я тогда впервые его увидел, у нас таких инструментов тогда ещё не выпускалось.