— О нет, не это! — Еще один резкий вдох. — Старший офицер Марч, могу я рассказать все с самого начала? Иначе вы не поймете.
— Да, разумеется, — рассказывайте, как вам будет угодно.
Все это время Мэйбл сидела, подавшись в его сторону, опираясь на стол. Теперь она выпрямилась, расстегнула пальто и отбросила его назад. Под ним оказалось платье из темно-красной шерсти, очень простое, но отлично сшитое. Мэйбл сняла перчатки, положила их на стол и опустила руки на колени, прикрыв левой рукой правую. На ее безымянном пальце рядом с тонким платиновым кольцом сверкал старинный перстень с рубином и бриллиантами. Устремив на него взгляд, Мэйбл Робине тихим, спокойным голосом начала свой рассказ.
— Полагаю, вы знаете, что мой отец хотел, чтобы я умерла. Он был очень гордым и считал, что я обесчестила его. Генри Клейтон начал ухаживать за мной, и я в него влюбилась. Я не ищу себе оправдании, но я любила его очень сильно, и не хочу его винить — ведь он никогда не притворялся, будто собирается жениться на мне. — Она подняла глаза и с внезапным порывом искренности произнесла: — Его здесь нет, и он не может защитить себя, поэтому я хочу, чтобы вы знали, что он меня не обманывал. Когда я поняла, что у меня будет ребенок, Генри обеспечил меня и будущего малыша. Я написала маме, что со мной все в порядке и за мной хорошо ухаживают, но она так и не получила этого письма. Его сжег мой отец.
— Боже мой! — Вставила мисс Силвер. — Какой деспотизм!
Марч быстро взглянул на нее и проговорил торопливо:
— Это на него похоже.
Девушка продолжила:
— Я узнала о письме лишь впоследствии. Тогда же я знала только, что они мне не пишут. Когда моей дочке исполнился год, я снова написала и послала ее снимок. Она такая милая. Я думала, если они увидят, какая она чудесная… И тогда приехал мой отец — приехал увидеться со мной. Это… это было ужасно. Начался сильный воздушный налет. Он не хотел идти в убежище и нас не пускал. Он сидел и говорил мне, что я должна сделать, и заставил меня положить руку на Библию и поклясться. — Мэйбл смотрела на Марча большими, полными слез глазами. — Теперь, когда я об этом думаю, я не понимаю, почему я на это согласилась, но тогда — повсюду грохот, выстрелы, падают бомбы, и мой отец сидит, будто на Страшном суде. И я все сделала. Я должна была умереть вместе с моим ребенком, чтобы больше не позорить отца. Я не должна была приезжать, или писать, или как-то сообщать о том, что я жива. Он сказал, что если я только посмею, он проклянет и меня, и мою дочь. И что моей матери будет легче, если она будет думать, что я умерла, потому что тогда она перестанет волноваться. И я пообещала, и отец уехал и сказал мистеру Роджеру, и мистеру Пилигриму, и моей матери, что нас с малышкой убили во время воздушной атаки, и он видел наши тела. Мистер Роджер рассказал Генри, и он приехал и стал шутить по этому поводу. Мы больше не жили вместе, но он изредка приезжал меня повидать. Он уделял много внимания малышке. Говорил, что она похожа на его мать и вырастет красавицей.
На мгновение Мэйбл замолчала, словно ей было трудно продолжать. Потом снова заговорила:
— В тот раз он задержался дольше, чем обычно, и мы говорили о многих вещах. Но в конце концов он уехал, так и не сказав того, ради чего приезжал. На следующий день я получила письмо. Он писал, что через месяц состоится его свадьба с мисс Лесли Фрейн, и он больше с нами не увидится.
Наступило долгое молчание. Мэйбл снова посмотрела на свое кольцо. Свет люстры заиграл на гранях бриллиантов, зажег рубин темным пламенем — глубоким, ровным, мягким, как сияние огней родного дома.