Прикамская попытка – 1

Покидал чум я в мёртвой тишине, достойной финала гоголевского «Ревизора». Не скажу, что меня радовало такое окончание разговора, на который я возлагал большие надежды. Перспектива рассориться со старейшинами вогулов совсем не прельщала, я не обольщался степенью своего влияния на своих учеников-охотников. Пока мы не пройдём боевого крещения в настоящем бою, пока они не почувствуют войскового братства и манящий страх предстоящего сражения, они будут слушать только старейшин. А с двадцатью ружьями ничего путного мы не навоюем, обещанные ученики нужны были, как никогда. Время безвозвратно убегало, приближая восстание с каждым днём.

Три дня мы с Валентиной ходили по селению, разговаривая с аборигенами, вынюхивая слухи из соседних родов. Никаких определённых слухов не было, никто не слышал о съезде старейшин, судя по всему, вогулы решили всё спустить на тормозах. Обдумывая по вечерам, что делать, я уже рассматривал варианты устройства скандалов, откладывая их до конца недели. Тут мне помогла извечная человеческая самоуверенность и сталинский лозунг «Нет человека, нет проблемы». Видимо, именно так решили поступить вогульские старейшины, когда узнали, что я не силён в ножевом бою.

Вечером четвёртого дня из недели, оставленной старейшинам на раздумье, я уже направлялся домой, устав от разговоров с вогулами, не дающих ничего интересного. Ко мне подбежал мальчишка, с криком, что меня зовут к кривой берёзе для разговора. Я не успел уточнить, кто зовёт, мальчишка скрылся. Неприятное предчувствие опасности кольнуло сердце, но, до кривой берёзы было не больше ста шагов, я решил сходить. Чем чёрт не шутит, вдруг, что интересное. На всякий случай, расстегнул полушубок, и передвинул кобуру револьвера удобнее. Револьверы носили только мы с Валей, никому из вогулов я о них, как оружии не говорил и не стрелял при них. Потому не сомневался, что без моего карабина я представляюсь всем аборигенам невооружённым. Собственно, я на это и рассчитывал, когда демонстративно выходил из дома без карабина. Нет, украсть его не могут, а вот зарезать меня — вполне.

Так и вышло, за кривой берёзой я наткнулся на трёх вогулов, угрюмых сорокалетних охотников, уже с ножами в руках. Не собираясь рисковать, попытался, не подходя близко, завести разговор, но увидев стремительное приближение своей смерти, выхватил револьвер. Стрелял я по рукам, двоим, прострелил кисти, у третьего пулей выбил нож. Вогул встряхнул ушибленной кистью и бросился на меня, едва разглядел кровь, капающую с рук своих подельников. Стрелять в безоружного противника западло, да и не нуждался я в этом. Сбить его с ног и скрутить, не составило труда, учитывая, что нападавший был на голову ниже и легче на десять килограммов. Затем я привёл всех троих в селение, где решил ковать железо, пока горячо, устроил митинг.

— Вогулы, вы нарушили законы гостеприимства, эти трое только что пытались убить меня за кривой берёзой, — я заметил, что к нам уже подошли многие жители селения и продолжил нагнетать атмосферу, — Самое страшное, сделали он это по приказу старейшин, я провидец и всё узнал ещё вчера!

Тут струхнули не только обвиняемые, но и все взрослые мужчины. Вогулы, несмотря на поголовное крещение, колдунов и шаманов боялись больше всего. Я выдерживал паузу, надеясь на появление старейшин, но, те спрятались и не делали попыток выйти. Такая реакция мне понравилась, потому я не стал продолжать разоблачения, слегка попугал народ и ушёл, оставив обвиняемых растерянными посреди селения. Этим вечером я заснул с чувством честно выполненного долга, прикидывая, как наутро общаться со старейшинами, чтобы наверняка их убедить в необходимости сотрудничества на моих условиях. Возможно, мой спектакль подействовал, но уже с утра в селение стали прибывать первые группы будущих воинов. На этот раз вместе с парнями на обучение приходили тридцатилетние мужики, с недоверчивыми глазами, привыкшие жить больше в лесу, чем в чуме.

Как я пожалел, что нет со мной Палыча, с его военной хваткой и опытом окопной жизни. Помня его воспоминания и наставления, пришлось мне стать жёстким командиром, обламывая своих будущих воинов с первых дней. Благо, я был старше всех новобранцев, выше ростом и сильнее, да ещё опирался на авторитет старейшин. Возможно, поэтому вопросов соблюдения дисциплины практически не возникало, сложнее приходилось с проведением тренировок. Чтобы не поднимать излишнего шума, не доводить до ушей губернского начальства само моё пребывание у вогулов, тренировались новобранцы небольшими группами до двадцати человек. Мне приходилось за день обходить на лыжах разбросанные тренировочные лагеря, наматывая километров по двадцать. В таких физических упражнениях скоро пролетела весна, наступило половодье.