Приказ

«Сын, через Истоцки я получила наконец известие об Эрике. Она сейчас находится в Швейцарии, живет вместе с отцом в Женеве, но не в отеле, а в частном доме на Рю де ля Круа д’Ор, номер 21. Истоцки, находясь в Женеве в командировке, совершенно случайно встретил ее на улице недалеко от собора Святого Петра. Эрика как раз возвращалась с обедни в обществе какого-то офицера. Истоцки же с коллегой как раз направлялся на вокзал, чтобы отправиться в Вену. Он вез какие-то важные бумаги, очень торопился, так что разговор у них был коротким. Барон Гот находится в Швейцарии по поручению государственного банка, а поскольку Эрика поверила в твою гибель, то она и последовала за своим отцом. О том, что ты жив, Истоцки сам ничего не знал и, следовательно, не мог ничего утешительного сообщить Эрике. По его словам, она не раз писала мне. Я писем этих не получала. Виноваты в этом австрийские власти, контролирующие почту. Истоцки объяснил это чрезмерной боязнью шпионажа со стороны противника.

Теперь, когда известен адрес Эрики, нам необходимо немедленно предупредить ее, чтобы не случилось какой-нибудь неприятности. Не забудь только о том, что твоя жена уже давно считает себя вдовой. Незамедлительно сообщи мне, где и когда я могу встретиться с тобой, чтобы подробно обсудить все детали…»

Мысленно Марошффи перебрал всевозможные варианты и самые плохие из них тут же отбросил, так как слишком хорошо знал Эрику. Он был твердо уверен в том, что, пока не пройдет год традиционного траура, Эрика ни за что на свете не отвернется от него. И в то же время он в какой-то степени все же разделял беспокойство матери. Желание увидеть Эрику еще больше взвинтило ему нервы. Вся их прошлая совместная жизнь казалась ему теперь такой прекрасной, что каждая отдельная деталь, каждое воспоминание действовали на Марошффи, как безупречно сыгранное симфоническое произведение. По сравнению с той, прошлой жизнью все, что окружало его здесь, на Заводской улице, в этом грязном и дымном пригороде столицы, казалось пустым и бессмысленным. По сравнению со Швейцарией, с ее торжественной чистотой, с ее прекрасными пейзажами и голубыми зеркалами озер, бедные домишки Заводской улицы с чахлыми акациями, с маленькими убогими каморками и изможденными непосильным трудом людьми казались до удивления жалкими и ничтожными.

В памяти Марошффи невольно всплыли из далекого прошлого уютные швейцарские города, во многих из которых Альби побывал с Эрикой во время свадебного путешествия. Сколько там прошло безоблачных и счастливых дней! Одна мысль о том, что Эрика сейчас снова в Женеве, воскресила в памяти Альби массу воспоминаний. Он расчувствовался. О как великолепна Женева! Там они жили в одном из фешенебельных отелей, окна их номера выходили на озеро с крохотным искусственным островком, на котором стоял памятник Руссо. Тогда они много спорили о меланхолии великой и беспокойной Франции и о самом Руссо, которому здравомыслящая Швейцария поставила этот скромный и суровый памятник. Они не один раз ходили в публичную библиотеку, где с интересом листали редкие издания книг философа, а затем шли в театр. Все это происходило в период их страстной влюбленности, доведенной умением Эрики и ее поэтической целомудренностью до крайности. По вечерам они беззаботно прогуливались по берегу живописного Женевского озера под таким голубым небом, которое не в состоянии увековечить на своем полотне ни один художник.