Дерябин легко вскочил в кузов, достал из вещмешка фотоаппарат и, перемахнув через борт, побежал к сопке. Остановился на минутку у подножия, посмотрел на крутой, почти вертикальный склон с острыми, как огромные наконечники стрел, камнями, между которыми петляла едва приметная тропка, перекинул фотоаппарат через плечо, закрепил его ремнем и, ловко лавируя между камнями, начал быстро подниматься вверх.
В нескольких метрах от вершины остановился, примостил на камне фотоаппарат и кинулся к флагу. Встал рядом в горделивой позе, ожидая, пока щелкнет взвод.
– Ишь, ты, – ухмыльнулся Ерохин, наблюдавший за Дерябиным. – Домой небось пошлет?
А Дерябин уже спускался вниз и вскоре, запыхавшийся, возбужденный подбежал к прапорщику.
– Вот это да!
– Верно, геройски поступил солдат. Когда в болоте комары нас грызли, поглядывали мы на флаг.
– Силу черпали? – не то серьезно, не то с иронией спросил Дерябин. – Своей маловато, что ли?
– Ладно болтать. По коням. Возьми проволоку, когти, клещи и блоки, – приказал прапорщик и направился к своему коню.
Когда связисты по крутой каменной тропе поднялись на перевал и, сбатовав коней, принялись обкапывать разбитый столб, чтобы заменить его на новый (десятка два их загодя натаскали сюда волоком), в это время из недалекого ущелья пополз прозрачный туман.
– Вот-вот, как раз ее нам и не хватало! – сердито проворчал Ерохин.
А Дерябин удивленно спросил:
– Кого, товарищ прапорщик?
– Грозы.
– Чудно, – еще больше удивился Дерябин. – Гром с ясного неба?
– Взять плащи и – за мной! – крикнул солдатам прапорщик, и те сразу же, побросав лопаты, быстро пошли к лошадям. Отстегнули от седел плащи, раскатали, понадевали, повели затем подальше от столбов лошадей.
– А ты особого приглашения дожидаешься? – спросил Дерябина прапорщик. – Давай-ка, поспеши.
Ерохин уводил солдат в лощинку, а туман густел, наливался свинцовой тяжестью, грозно подбирался к солнцу. Прикоснулся к нему лохматым краем, заурчал сердито, будто ожегся, но не остановился. Через минуту уже таинственный полумрак окутал горы, и, раскатистым эхом разносясь по ущельям, зарокотал гром. Прапорщик прибавил шагу.
Спустившись в лощинку, Ерохин выбрал неглубокукую ямку и лег в нее. Упрятал под плащ автомат, поджал ноги и начал подтыкать под них полы плаща. Солдаты разбрелись подальше друг от друга и тоже улеглись, сравнявшись с травой. Дерябин не понимал, почему все как бы вдавились в землю. Думал: «Как зайчата трусливые. Вот невидаль: гроза! А вдруг она здесь иная?» – и тоже нашел ямку. А через минуту он в страхе жался к земле, хлынувших с неба холодных потоков не чувствовал, ему казалось, что небо навалилось на горы и грызет их огненными зубами и что вот сейчас в эти зубы попадет и он – Дерябин. Скалы и небо рычали, все дрожало, словно в лихорадке. Потом грозный рык стал уползать куда-то вправо, по перевалу хлестнул и крупный град.
Солнце вынырнуло из тучи неожиданно, и поляна сказочно заискрилась. Такое Дерябин видел впервые. Мохнатые темно-красные шары цветущего чеснока, оранжевые ромашки, синие-синие незабудки лучились искорками дождинок, будто радостно смеялись, а с этой искристой радостью, охлаждая ее, мешался холодный блеск града, набившегося между травой и цветами. Дерябин кинулся к лошадям, чтобы достать из переметной сумки фотоаппарат.
«Ну, прыткий, – подумал Ерохин. – Такие и до работы жадные бывают».
Каково же было удивление Ерохина, когда он увидел, что Дерябин делает вид, что работает. Лопату из рук вроде не выпускает, а копать, как следует, не копает.
– Слушай, Сергей Аксентич… – позвал Дерябина Ерохин.
– Авксентьевич мое отчество, – поправил Дерябин.
– Заковыристое оно у тебя, как и сам. Не серчай, не так назвал. Да не в том дело. Смотрю я, не сподручна тебе лопата. Бери-ка когти и освобождай провода. По три столба слева и справа.
– Один?! – удивленно спросил Дерябин и, встретившись со строгим взглядом Ерохина, ответил сам себе: – Понятно, товарищ прапорщик. – Взял когти, сунул в карман плоскогубцы и проговорил со вздохом: – Проза жизни. Под смех незабудок взбирается рыцарь на столб…
«Где прыткий, а где… Набекрень мозги, – с сожалением подумел Ерохин. – Обуза на мою шею».
Прапорщик со всеми вместе копал, оттаскивал разбитый столб, подносил и устанавливал новый, наблюдал, как натягивают провода, а сам не переставал думать о Дерябине. Что предпринять, чтобы «мозги вправить»…
Закончили ремонт линии связисты, когда уже солнце перевалило за дальние снежные вершины и все вокруг растворилось в вечерних сумерках.
– По коням! – скомандовал Ерохин и добавив: – На обогревательном переночуем, – направил коня вверх по тропе.
К небольшому деревянному домику, стоявшему поодаль от тропы и служившему пограничникам местом отдыха, подъехали уже заметно. Расседлали лошадей, привязали их к коновязи и, надев им на морды торбы с овсом, потянулись в домик. А Дерябина прапорщик остановил:
– Пойдем-ка, Сергей Аксентич, прогулку совершим. Еще один памятник поглядишь.