Приказчик без головы

– Сколько можно вспоминать, Иван Дмитриевич? Даст Бог, сегодня возьмем!

– Возьмем! Непременно возьмем!

– По дереву постучите…

– Не сомневайся! У тебя, Антон Семеныч, счастливый день сегодня! Часом, не именины?

– Нет! А что такое?

– Ну как же! Потаповское дело раскрыл – раз, Колю Окаянного разыскал – два-с. А еще и три-с имеется… Знаешь, шо за барышня? – Крутилин по-простому ткнул указательным пальцем в Тарусову. – Нет, нет! В лицо не смотри! Не догадываешься?

Сашенька слышала, как Выговский чешет затылок. Сейчас выяснится, что за барышня!

Диди ее убьет! Правильно, кстати, сделает.

Насладившись паузой, Крутилин дал подсказку:

– За кого ты третьего дня строгий выговор без занесения в послужной список получил?

– Никак Муравкина?

– Мужа навещать пришла, как и предполагали…

– Отлично! Вернусь с задержания – опрошу!

– Да я уже… Хочу отпустить! Не знает она ничего! С ребеночком гуляла!

– Жаль!

– Ты давай переодевайся. Револьвер прихвати. А караульного отправь в резервную часть, городовых пусть побольше пришлют. Коля Окаянный без боя не сдастся!

Дверь захлопнулась. Сашенька перевела дух.

– Ладно, Муравкина, подписывай показания и дуй домой. Не до тебя…

Сашенька изготовилась поставить крестик, как в кабинет с шумом вернулся Выговский:

– Иван Дмитриевич! Иван Дмитриевич! Врет Муравкина!

Сашенька застыла с пером в руках.

– Видела она труп! Вспомните показания Антипа! Брата он прикончил днем, а труп в Невку скинул ночью, когда дворник спал. Что ж она, всю ночь с ребеночком гуляла?

Сашенька зажмурилась. Какая же она дура! Сама ведь эту мысль Выговскому подкинула.

Иван Дмитриевич довольно потряс пальчиком:

– Я ж говорю, именины! Даже соображать лучше стал. Молодец! Иди переодевайся, я сам управлюсь.

Дверь за Выговским опять затворилась. Сашенька трясущимися руками нарисовала крестик.

Иван Дмитриевич взял подписанные показания и порвал.

– Шо скажешь?

Сашенька виновато улыбнулась.

– Придется, зайка моя, тебе в камере посидеть. Не волнуйся, за ребеночком сейчас пошлю.

– Нет, нет! Пожалейте! Если в камере запрете – руки наложу! Конвоиры – они тоже насильники…

К удивлению, Крутилин остался безучастным. Тихо так сказал:

– Тогда говори правду. Даю минуту!

Сашенька задумалась. Надо любой ценой выбраться отсюда. Во что бы то ни стало!

– Простите, ваше благородие! – тяжело вздохнув, начала она. – Ваша правда! Видала я труп, видала! Вернулась с прогулки, а он посередь комнаты!

– Голову рубить помогала?

– Нет!

– А грузить на подводу?

Вопросы были с подвохом. Но жена юриста легко их разгадала.

– Сразу в обморок упала! Очнулась только ночью: Петенька с голодухи кричит, а мужа нет. И трупа нет.

– Почему в полицию не донесла?

– Антип, когда вернулся, сказал, что труп мне почудился! Сидор, мол, пьяным был, лежал как мертвый.

– Хм! Хм! – удивился Крутилин. – А ты не так глупа, как кажешься!

– Да, – улыбнулась Сашенька. – Батюшка мой тоже самое говорит.

– А когда труп всплыл? – привстал из-за дубового стола Крутилин. – Ты шо, не догадалась, чьих рук дело?

– Некогда мне догадываться, ваше благородие! Дитя на руках малое, мужу постирай, обед сготовь, пол помой. Все сама, у нищих слуг нет…

– Подпиши здесь, – Крутилин сунул ей новый листок, только что им исписанный. – Все! Свободна!

Сашенька медленно встала, повернулась к двери. Только бы Выговский опять чего-нибудь не вспомнил!

– Нет, стой!

Сашенька чуть не упала от испуга. Что еще?

– Сэкономим-ка мы государству пятьдесят копеек![37] Возьми-ка повестку в суд! В среду явишься на Литейный.

Сашенька кивнула.

– Не придешь – из-под земли достану!

На негнущихся ногах, моля Господа, чтобы не столкнуться с Выговским, Сашенька припустилась по страшному зданию.

Глава седьмая

На улице стояло то же самое марево, что и в полдень, но Сашенька жары не почувствовала, ее колотил озноб. Не помня себя от страха, она бежала, расталкивая встречных, и, только выскочив на Невский, опомнилась. Господи! Вдруг ее узнают? Надвинув платочек на глаза, она перешла проспект, свернула на Мойку и дошла пустынной набережной до самого Царицына луга. Лишь там перевела дух и огляделась. Никто за ней не гнался. Слава богу, вроде пронесло.

Сашенька свернула на аллею вдоль Михайловского сада. Здесь в тени деревьев ощущался легкий ветерок. Остановившись у одной из лип, прижалась к стволу и прикрыла глаза. Как ей все-таки повезло. Да она просто в рубашке родилась! Нет – в собольей шубе! Сегодняшняя авантюра чудом не кончилась катастрофой. Позором! Бесчестьем! Тюрьмой! Ее всего лишь ограбили. Ну и еще пару раз двинули по лицу, когда пытались изнасиловать. Легко, можно сказать, отделалась. Кстати, надо бы в зеркало глянуть, нет ли синяков? Впрочем, ерунда, если есть, скажет, что упала.

Нет! Больше никаких расследований! С этой секунды Сашенька ведет размеренную жизнь степенной матроны. Kinder, K"uche, Kirche…[38]

Кстати, о K"uche – надо ведь огурцов купить. С пупырышками! Черт, а денег-то нет.