По мнению специалиста по анатомо-патологическим и анатомическим исследованиям, эксперта Врачебного отделения Губернского правления Прыжова, ночевавшего по случайности рядом с местом преступления, Василий Мордасов был застрелен из кольта. Смерть была мгновенной, пуля навылет прошла сквозь сердце.
– Тело не трогали? – важно осведомился Выговский.
– Господин эксперт осматривал, – виновато развел руками надзиратель.
– Надо и мне взглянуть, – решил Антон Семенович. – Версии какие возникли?
– Нет! Дело зряшное… Преступника в лицо никто не видел…
Они спустились на один пролет по лестнице. Антон Семенович от радости всплеснул руками:
– Преступнику памятник надо ставить – Косое Рыло уложил! Третьего дня мы его упустили. Иван Дмитриевич будет доволен.
– А почему сам не приехал? – спросил пристав.
– С семьей ночует, в третьем Парголово!
Клавдия Степановна как увидела мертвого Васютку, так потеряла всякий интерес к жизни. Уселась на табуретку посреди кухни, уставилась в одну точку и даже не шевелилась.
Попытка Выговского ее допросить окончилась неудачей.
– Оставьте ее в покое, Антон Семенович! – взмолился Дмитрий Данилович. – Что она может знать?
– Меня волнует попытка проникновения в вашу квартиру. А вдруг Косое Рыло – случайная жертва? Вдруг преступник намеревался убить вас или господина Прыжова, но споткнулся о спящего Косого…
– Выбирайте выражения, Антон Семенович! – строго посоветовал князь Тарусов.
– О господина Мордасова… У вас есть враги, Дмитрий Данилович?
– Есть! И вы его знаете. Но вряд ли товарищ прокурора Дитцвальд шастает по ночам с кольтом.
– А у вас, Алексей, есть враги? – Антон Семенович повернулся к Лешичу.
– Может, и есть, но я о них не знаю. Господа, тело надобно в морг побыстрей – жара!
И тут Клавдия Степановна подскочила:
– Нет, не дам! Не дам резать! Вдруг Васенька жив? А вы кишки вынете. Он помрет тогда.
– Мамаша, успокойтесь, успокойтесь, – погладил ее по голове Выговский. – Скажите лучше, Косое… Васютка, сынок ваш, про дружков не рассказывал? Может, добычу с кем не поделил?
– Не знаю, ничего не знаю… – забормотала Клаша.
– Может, убить его кто хотел?
– Она! Хозяйка наша! Всех Мордасовых задумала извести. Меня мышьяком хочет отравить. Вот смотрите…
Клаша кинулась к плите и достала пузырек с ядом.
– Я ж говорил, вы ничего от нее не узнаете, – печально констатировал Диди. – Умом Клаша тронулась.
Антон Семенович в который раз за утро прислушался. Нет, не почудилось, потому задал вопрос:
– Дмитрий Данилович, вроде как грудной ребенок плачет? У вас что, опять прибавление?
Тарусов смутился, врать не любил:
– Кухарки новой младенец…
– Я ж говорила, говорила! – снова взвилась Клаша. – Отравить меня хочет! А на мое место селедку эту ржавую взяла! Арестуйте ее!
– Селедку? – с сочувствием осведомился Выговский.
– Княгиню!
– Вызовите карету «Скорой помощи»! – приказал он городовым. – И телегу. Тело уже смердит…
Сашенька все эти события проспала. Когда до выезда в суд оставался час, Дмитрий Данилович попросил Наталью Ивановну разбудить жену.
Потом к княгине зашел Прыжов, рассказал о вчерашних и сегодняшних событиях. Известие о смерти Васютки княгиня приняла как должное, мол, всегда нечто подобное ожидала, а вот вчерашние приключения Лешича с Диди: как Марусю из меблированных комнат вызволяли, потом на Фурштатской с Антипом беседовали, – очень ее порадовали.
– Отлично! Все идет как должно. Сегодняшнюю ночь, надеюсь, Осетров встретит за решеткой.
– Диди просил узнать: можно ли ему зайти?
– Вот еще!
– Сашич, будь благоразумней!..
Княгиня посидела-посидела со сжатыми губами, посверкала молниями из-под ресниц и согласилась:
– Ладно! Через пару минут проси.
Ровно через две минуты в спальню постучали.
Княгиня успела выстроить мизансцену: стояла у окна, спиной к двери, сцепив руки на груди.
– Да, – чуть помедлив, разрешила она.
– Сашенька! Дорогая! – Князь не решился подойти вплотную и начал заготовленную речь у абажура. – Я недостоин тебя, знаю. Но ради детей, ради всего святого… Прости меня!
Сашенька долго не отвечала, князь даже начал нервно поглядывать на часы. Когда уже готов был развернуться, княгиня вдруг заговорила. Сухо, отрывисто, не поворачиваясь:
– Позже, позже все решим. У тебя важный день. Ступай!
– Потому надеюсь выйти отсюда с надеждой! Есть ли шанс, пусть не сейчас, хоть когда-нибудь, что ты простишь, простишь меня?
Сашенька повернулась, расцепила руки, медленно подошла.
Какая же она красивая! Грусть-тоска ей всегда к лицу, и князь иногда жалел, что сии сумрачные настроения посещают жену редко.
Сашенька поправила бабочку у вытянувшегося мужа, смахнула невидимую пылинку.
– Не торопи меня. Сейчас я словно стакан со взвесью. Если не взбалтывать, она потихоньку уляжется.
– Но осадок, так понимаю, останется… – горько усмехнулся Дмитрий Данилович.
– Если будешь хорошо себя вести, он растворится.
– Я… Я буду безупречен. Я люблю тебя!
– И я, – вздохнула княгиня.
– Ты пойдешь в суд?
– Конечно!
– Тогда просьба: мы с Лешичем уже выходим, а тебя я хотел бы попросить препроводить в суд Марусю…