Приход ночи

Я смотрела на стену, не соображая, что там на ней. Какой-то прямоугольный предмет, укрепленный на трех деревянный стойках. Я прикрыла веки, досчитала до пяти, а потом разомкнула снова. Теперь картина прояснилась. Нечто было не на стене, а прямо перед ней. Картонка с надписью.

Лист белой бумаги, прикрепленный кнопками с четырех углов. Надпись…

Надпись? Словно объявление на подъезде.

«Ты просидела здесь пять дней. Я вводил тебе витамины и антибиотики, чтобы ты не умерла».

Никакой подписи и каких-либо комментариев, только голые факты. Я перечитала сообщение несколько раз, выискивая дополнительный смысл в этих фразах. Написаны слова были черные маркером, печатными буквами, наклоненными влево. Безликий почерк — скорее всего, нарочно измененный, чтобы я не смогла понять, кто автор. Но как я пойму, если не знаю этого человека? Или это означает, что меня отпустят?

Я затаила дыхание, застигнутая это мыслью, и во мне опять проснулась надежда. Он написал «чтобы ты не умерла»… Пока ему моя смерть ни к чему — это ясно. Я устало закрыла глаза, приказывая себе думать. Появилась новая информация, которая так была мне нужна раньше. Для чего ему проявлять такую заботу? В голову настойчиво лезло только одно: гораздо приятней измываться над жертвой, когда она способна испытывать страх, боль и отчаяние, чем если она уже просто бесчувственный кусок мяса. Это соображение перебивалось надеждой, что похититель все-таки освободит меня. Я по-прежнему не хотела умирать, я твердо знала — где-то внутри еще теплится живой огонек, оставшийся от моей прежней личности. Видимо, это он до сих пор сопротивлялся очевидной истине и поддерживал во мне силы.

По щекам побежали слезы. Как прежде. Я смотрела на надпись. «Пять дней». Удивительно, что я так долго протянула без воды. Без пищи — не так страшно, срок невелик. Без воды сложнее. Впрочем, когда пришел мой похититель, я уже приблизилась к последней грани.

Нужно спокойней воспринимать происходящее, потому что паника лишает сил. Паника провоцирует отчаяние. На сегодня мне ничего не угрожает — я надеялась. Этот человек вылечил меня, он колол мне витамины и какие-то препараты. Очень может быть, что он знаком с медициной, хотя бы на уровне оказания первой помощи. Кто же мой надзиратель? Безмолвный, скрытный, расчетливый, жестокий. Вдруг я его знаю? Эта мысль мне не приходила в голову, и была страшной.

Совершенно ясно, что он не хочет раскрывать свою личность. Это может быть часть игры, часть плана. Может быть элементарным страхом — тогда он определенно психопат, боящийся, что под маской увидят его истинное лицо.

Я вспомнила, как меня мыли губкой. Что он в тот момент испытывал?

Медленные и продуманные движения могли указывать на его полное самообладание, либо на безразличие. Я считал, что психопат-садист должен был возбудиться от такого прикосновения к беззащитной женщине, но что я могла знать по-настоящему? Я пришла к очевидному выводу: все мои попытки докопаться до истины, вся эта таинственность, даже ритуальность какая-то — часть стратегии. Его плана, в чем бы ни была его суть.

Мне приходится принимать правила игры. Да, я принимаю. Иного выхода у меня нет.

Я снова прочитала надпись, вглядываясь в черные буквы. Скоро буду знать ее наизусть, если это чертово объявление проторчит перед глазами еще хотя бы час.

Прямоугольный кусок картона, к которому крепился лист, стоял на каком-то подобии штатива с тремя ножками и полочкой. Конструкция была сколочена аккуратно, явно не тем, кто спешит и нервничает. До меня, наверное, эту штуку видели многие женщины, давно мертвые и закопанные где-нибудь в глухом месте… или в подвале вроде этого. Закатаны под слой бетона, к примеру.

Я сидела с закрытыми глазами, пока не услышала, что сзади открывается дверь.

3

Он был тут, за спиной. Меня сковало параличом, я не могла ни слова вымолвить, хотя за несколько секунд в моем мозгу родилась целая речь.

Я поняла, что не сумею ее произнести. Не смогу быть жесткой, требовательной, исполненной гордости и человеческого достоинства.

Я поняла, что я нахожусь в полной его власти.

Он принялся подметать пол. Деловито, со знанием дела. Я слышала, как щетка сметает пыль, кирпичные и бетонные осколки. Захотелось рассмеяться.

Будто перед ним не сидит заложница, приговоренная к смерти, а давняя знакомая, читающая газету и потягивающая кофе.

Что же это такое?

Удивление сменилось гневом. Я набрала полную грудь воздуха и произнесла:

— Эй, может, поговорим?

Я старалась, чтобы слова звучали внятно. И может быть, «эй» звучало не совсем вежливо, но в гробу я видала вежливость.

4

Я думала, что он меня чем-нибудь ударит. За дерзость. Но он только приостановил на миг уборку, а потом щетка вновь зашуршала.

— Надо поговорить, — сказала я, с трудом выталкивая слова изо рта. Мне бы попить, промочить горло. — Почему вы молчите?

На этот раз похититель остановился надолго. Я ждала, боясь дышать. Я смотрела в сторону, но, конечно, это мне ничего не давало. Вправо и влево тянулась кирпичная стена.

— Дайте поесть. И воды. Я могу умереть… Мало одних витаминов. Нужна еда. Понимаете?