Дом Евгении Петровны находился не близко. Сначала пришлось перебраться через развалившийся мост над быстрым ручьем. Потом начался длинный забор брошенного лесозавода, от которого, собственно, кроме забора и покосившегося сруба пилорамы ничего не осталось. За лесозаводом пошла череда оврагов, за ними – другая половина деревни. Такая же замшелая, навсегда кинутая. Буйство зарослей и черепа изб. Встретился тракторный кузов с чудом уцелевшим лобовым стеклом, поначалу даже показалось, что внутри кто-то сидит, но это была подвешенная за сиденьем телогрейка. На двери одной избы сохранилась надпись «магазин» с указанием на принадлежность какому-то управлению. На крыше соседнего дома, поскрипывая, маячил флюгер в виде озорного петушка, проеденный ржавчиной.
Эти осколки жизни только обостряли картину запустения – как будто после ядерной войны.
Лука как раз проходил мимо дома с флюгером, когда его внимание привлекли блестящие точки на заборе.
Свежие гвозди – с удивлением догадался он. Ими были прибиты петли калитки. А рядом с калиткой в растрескавшемся пятаке глины, оставшейся после высохшей лужи, виднелся отчетливый след сапога. Во дворе можно было заметить и другие следы присутствия человека, которых он не заметил сразу – вытоптанная трава, чистые окна на веранде. По приметам, которые он мельком слышал от бабки Дарьи, дом Евгении Петровны выглядел иначе. Возможно, здесь живет Игнат?
Лука отворил калитку и заглянул во двор.
– Эй, есть кто живой?! – крикнул он громко.
Не дождавшись ответа, решил, что зайдет сюда на обратном пути.
Когда повернулся – перед ним стоял хозяин. Возник словно призрак, тихо и неожиданно, Лука даже не слышал его шагов.
– Что, напугал? – голос у Игната оказался молодой, да и повадками он не производил впечатления человека в возрасте.
Брезентовый балахон укрывал Игната с ног до головы. Странное и немыслимое для жаркой погоды одеяние. Под капюшоном видны были только – точеный узкий нос, тонко поджатые губы, да потемневшие глазницы, как у тяжело больного человека. Даже пальцы спрятаны под тяжелыми рукавами.
– Проходи, коли зашел! – Игнат обогнул Стрельникова, придержал калитку.
«Ну и видок у него – то ли жнец смерти, то ли монах-отшельник».
Луку вдруг прошила мысль: а разве не такие обитали здесь век назад? Может этот знает про скалу?
Игнат повернулся, сделал приглашающий жест. На несколько мгновений Лука все-таки увидел его руку. Мелькнула и пропала снова в рукаве, но темная, как будто обугленная кожа на костяшках пальцев отпечаталась в сознании как нечто ужасное и омертвевшее.«Наверное, не стоит за ним идти?»
Стрельников передернулся. В его разомлевшей от духоты голове раздавался смех деда Василия: «Оборотень! Оборотень!.. Клад ищет белогвардейский… Как тебе вернуться домой – живым или мертвым?..»
Он вспомнил, что бабка Дарья говорила про рак, которым недужен Игнат. Что может быть сквернее рака?
«Да что со мной. Это всего лишь смертельно больной человек», – Лука тряхнул головой, и как будто из ямы выбрался. Посочувствовать надо человеку, а не шарахаться от него как от прокаженного.
– Проходи, проходи, – снова услышал он голос Игната. – Не стесняйся.
– Меня зовут Лука, – он остановился у крыльца.
– Я знаю. Маришка рассказала.
«Маришка!» – прямо как о родной говорит. Если девчонка с ним общается, то и мне бояться не подобало. Эх, нужно будет расспросить Марину про Игната. Уж больно загадочный человек. Но сперва еще нужно ее отыскать. А сейчас – не уходить же сразу.