Прихоти дьявола (СИ)

Я подтянула к себе колени и обняла их руками, чувствуя, как плавно спадают мои волосы по плечам неаккуратным каскадом, струясь вдоль рук и груди. Мехмед рухнул на мою постель и находился так близко, что по венам поползли гнилые черви, пробираясь в воспалённый разум и нарочно дразня его, из задворок памяти вырывая те картинки, кои я так старательно пыталась забыть, похоронить навсегда под толщей воспоминаний, приносящих лишь радость. Безусловную и безоговорочную. Теперь лишь безразличие скрывало те ужасные моменты, таящиеся внутри меня.

— Я накажу тебя за непослушание. Сиди смирно.

Юноша мягко скользнул рукой по моему бедру, нежно его огладив, задержавшись на нём всего на долю секунды. Я метнула в его сторону укоризненный взгляд и даже попыталась его шлёпнуть по руке или двинуть в плечо. Но как всегда я получила пощёчину, что возвращала в реальность на мгновение, открывая передо мной всю жестокость мира, в котором я стараюсь выжить. И хоть мои шансы на выживание совершенно мизерны, я всё ещё пыталась, не опускала рук и старалась вырваться вперёд. Но тяжкий душевный груз утягивал вниз, в тот омут отчаяния, в котором я каждый день тонула и возрождалась в нём же, подобно фениксу.

— Я хочу, чтобы ты станцевала для меня сейчас. Нагой.

Я замотала головой в отрицающем жесте и стала отползать дальше, пока спиной не впечаталась в резное изголовье кровати. Воздух вокруг сгущался с каждой секундой, напряжение проскакивало между нами ярко-голубыми молниями, лишая возможности видеть друг друга на мизерную долю неуловимого мгновения.

Он схватил меня за белую сорочку и потянул на себя, приближаясь к моему лицу настолько, что я ощутила его нервное разгорячённое дыхание на своей коже. Его ноздри раздувались, а скулы стали более грубыми, как и в целом очертания его юношеского лица, выражая крайнюю степень недовольства. Послышался треск ткани где-то в области моих рёбер, и самодовольная ухмылка разрослась на его лице, точно кошачья.

Парень крепко вцепился двумя руками в полупрозрачную ткань и резко развёл их в стороны, разрывая материю на мне пополам. Я стыдливо попыталась прикрыться одним из лоскутов порванной белой сорочки, но мои руки оказались в плену его цепких лап. Он развёл их в стороны и жадно осмотрел мою грудь, а мне же пришлось зажмуриться, словно готовлюсь принимать удар.

— Поднимайся и танцуй.

Мехмед резко стянул меня с постели и я, не удержав равновесие, рухнула на пол, спиной оказавшись к нему. Руками упираясь в пол, я изнемогала от боли в коленях, во рту и руках, которые так неожиданно впечатались в твёрдое, ничем не прикрытое, дерево. На мои колени приземлилось несколько жемчужин, что разбились на десятки маленьких капель, стекая вниз, по оголённым ногам.

— Ты плохо слышишь? Моё слово — закон! И ты должна беспрекословно слушать меня!

Я медленно поднялась, абсолютно того не желая. Знала, что если не поднимусь, то меня скорее всего забьют на месте до смерти, хоть этот вариант развития событий и не казался таким ужасным, как раньше. Я повиновалась его приказу и стала стыдливо, робко, нелепо покачивать бёдрами, не останавливая рыданий, что душили меня, сковывали движения.

— Активнее!

Руки тряслись, но, тем не менее, извивались под несуществующую музыку, которую приходилось додумывать на ходу и жалобно напевать её себе под нос, что скорее напоминало скулёж раненого зверька. Я старалась прикрываться чаще, выдавая это за элемент танца, но длилось это недолго: вдоволь насладившись моими жалкими попытками станцевать, Мехмед рывком приблизился ко мне и узловатыми пальцами впился в изгибы тонкой талии, едва касаясь выпирающих рёбер. Мой жалкий помрачневший мир сузился до отвратительных ощущений на моём теле и боли от незажившего языка, которая не покидала меня и сейчас. Всё нутро сжалось и нервные окончания стали до тошноты чувствительными, настолько, что каждое его прикосновение и тяжелый вдох у моего уха превращался в скрытый рвотный позыв.

— Твои волосы… — он зарылся в них носом и вдохнул полной грудью аромат цветов, которые меня заставляли каждый день использовать при купании. Пальцами он мягко прошёлся по слипшимся от пота и крови локонам, разбивая их, точно расчёской, задевая отдельные прядки так, что на глазах резко проступали капельки слёз. Я зашипела и постаралась отстраниться, не желая чувствовать его возбуждения и влечения, но вопреки моим желаниям, юноша вцепился в меня сильнее, губами пытаясь прильнуть к оголённой ключице. По телу пробежал предательский холодный озноб. Я не могла сказать ничего в знак протеста, силы медленно меня покидали. Как и желание жить дальше, на себе таща бремя позора.

— Они так прекрасны, милая… — поцелуй в плечо, не прикрытое ничем, кроме его жадного голодного взгляда. Кожу жгло. Тело болело. Колени медленно покрывались ссадинами от моего падения с кровати. Его прикосновения пятнали меня, пачкали. Ровно, как в ту ночь. В ту злосчастную ночь, когда я пожелала отключиться на полу, подальше от кровати, на которой мирно и сладко посапывал шехзаде.