Дерзкое похищение во Дворце искусств
Как стало известно перед самым закрытием редакции, вчера поздним вечером произошло беспрецедентное похищение шедевра. По сообщению полиции, с невиданной доселе наглостью был украден бесценный экспонат действующей специальной выставки японского искусства периода Эдо. Речь идёт о старинном двухсотлетнем веере, который, согласно мнению экспертов, оценивается более чем в три миллиона евро.
Благодаря бдительности сотрудника службы видеонаблюдения, который в режиме реального времени наблюдал за похищением через монитор и уведомил полицию, похитителей удалось задержать на месте преступления. Они пытались убежать, скрыв лица туалетной бумагой. Согласно сообщению обер-комиссара Хёльцеля, похитителями являются давние сотрудники Дворца искусств. 54-летний Альфонс Ш. пока что обвиняется лишь в содействии преступлению, тогда как 62-летняя Роза В. считается изобличённой. По словам Хёльцеля, похитительница «беззастенчиво и провокативно размахивала похищенным произведением искусства прямо перед камерой видеонаблюдения».
Полиции пока неясно лишь одно: куда был спрятан похищенный бесценный веер перед тем, как преступники были задержаны. «Предположительно, – заявляет Хёльцель, – они передали ценность неизвестному сообщнику. Найти его – это лишь вопрос времени».
Директор Дворца искусств, господин доктор Корнелиус Дискау уведомил нас, что выставка временно закрыта.
Госпожа Тепез вытянулась в струнку и уставилась на мужа, раскрыв рот. Челюсть господина Тепеза тоже бессильно отвисла.
– Но… этого… этого же быть не может, – начала Эльвира Тепез.
– Давние сотрудники… 62-летняя Роза В., – шептал господин Тепез. – Они имеют в виду твою маму.
– Этого не может быть. Видимо, какая-то ошибка. Не могут же они просто так, ни с того ни с сего арестовать мою мать!
Господин Тепез с ужасом смотрел на газетную заметку. Потом прижал к себе жену.
– Как видишь, могут.
Слава летучей мыши
Сильвания крепко и глубоко проспала целых пять часов. К счастью, ей не снились ни голуби, ни гангстеры, ни туалетная бумага. Когда они вдвоём с Хелене на рассвете вышли на станции метро Нордхайде и пошли вдоль Липового тупика, она всё ещё была в оцепенении и с помутнённым сознанием.
– Ну как ты? Лучше? – спросила Хелене, с тревогой глядя на Сильванию. После того, как её подруга погрузилась в обморочный сон, Хелене размотала туалетную бумагу с её головы, укрыла одеялом, а под голову подложила мягкую подушку. И только после этого сама впала в беспокойный сон.
– Я почти не чувствую рук, но в остальном в порядке, – ответила Сильвания. Она зевала, прикрывая рот ладонью. Вероятно, ей никогда не удастся привыкнуть спать по ночам.
Девочки поднялись по ступеням к двери дома № 23. Сильвания помедлила перед тем, как открыть дверь. Что ждёт её? Будет ли там Дака? Или бабушка Роза? Обрадуются родители или огорчатся, увидев её? Она вставила ключ в замочную скважину, повернула его вправо – и дверь с лёгким щелчком открылась.
Едва Сильвания вошла в прихожую, как к ней бросилась мама, обняла её и крепко стиснула. Так крепко, что Сильвания едва могла вдохнуть.
– Силы небесные! Они вернулись! Сильвания, милая моя! Обещаю: никогда больше, никогда вам не придётся протирать от пыли двести пятьдесят крышек унитаза.
Господин Тепез обхватил сразу обеих – жену и дочь – своими сильными руками и сжал. Он зарылся подбородком в волосы Сильвании и бормотал:
– Датибой Флатлиак! – что означало «слава тебе, Летучая мышь», по смыслу приблизительно то же, что у людей «слава тебе, Господи».