Приключение Гекльберри Финна

– Глупость не глупость, но это правильно – все именно так и поступают. О другом способе я ничего не слышал, а я прочитал все книги, в которых содержатся сведения о таких вещах. Узники всегда пользуются столовыми ножами и, заметь, им приходится не с землей дело иметь, а, как правило, с камнем. Неделю за неделей и так веки вечные. Да вот, один узник, сидевший в подземелье замка Тиф, который в марсельской гавани стоит, он именно так на волю и вышел – и сколько у него на это времени ушло, как по-твоему?

– Откуда ж мне знать?

– А ты, догадайся.

– Ну, не знаю. Месяца полтора.

– Тридцать семь лет, – а из-под земли он вылез в Китае. Во как. Эх, жалко, полы у нашей крепости не каменные.

– Так у Джима и знакомых-то в Китае нет.

– При чем тут знакомые? Их и у того узника тоже не было. Вечно ты разговор в сторону уводишь. Ты о главном думай, о главном.

– Ну хорошо, мне все равно, где он из-под земли вылезет – лишь бы вылез, – да и Джиму, я так понимаю, тоже. Но все-таки, староват уже Джим, чтобы землю столовым ножом ковырять. Его надолго не хватит.

– Еще как хватит. Ты же не думаешь, что мы с самой обычной землей тридцать семь лет возиться будем, так?

– А сколько мы будем, Том?

– Да хорошо бы подольше, но это рискованно. Дядя Сайлас может того и гляди ответ получить из Нового Орлеана – узнать, что Джим вовсе не оттуда. И тогда он даст о нем объявление в газету или еще что. Так что рисковать и долго заниматься подкопом мы не можем. По правилам, я так думаю, нам следовало бы пару лет на него потратить, да не получается. Поэтому я порекомендовал бы следующее: постараться прорыть подкоп как можно быстрее, а после притвориться – перед самими собой, – что мы на него тридцать семь лет потратили. Тогда, если в воздухе запахнет бедой, мы сможем мигом вытащить Джима из тюрьмы и удрать. Да, думаю так будет лучше всего.

– Очень здравая мысль, Том, – говорю я. – Притвориться, это мне ничего не стоит, раз плюнуть, и если никто не против, я бы, пожалуй, притворился, что мы тут лет сто пятьдесят провозюкались. Это я хоть сейчас могу, дело привычное. Ладно, пойду в дом, посмотрю, не удастся ли мне стырить пару столовых ножей.

– Стырь три, – велит он, – из одного мы пилу сделаем.

– Том, если оно не против правил и истинной веры, – говорю я, – так с той стороны коптильни торчит засунутая за обшивку стены старая ржавая ножовка.

Он посмотрел на меня устало и разочарованно и говорит:

– Учи тебя Гек, учи, все не в коня корм. Иди и укради ножи – три штуки.

Ну, я так и сделал.

  Глава XXXVI.  Что мы предпринимали для освобождения Джима

В ту ночь, едва уверившись, что все заснули, мы спустились, закрылись в пристройке, достали из мешка гнилушки и принялись за работу. Расчистили у середки нижнего бревна участок земли фута в четыре-пять длиной. Том сказал, что он находится прямо за кроватью Джима и, когда мы подкопаемся под бревно и вылезем с другой его стороны, никто и не узнает о существовании этого лаза, потому что покрывало на кровати Джима свисает до самой земли и, только приподняв его и заглянув под кровать, можно будет увидеть подкоп. Ну, начали мы рыть землю столовыми ножами и рыли почти до полуночи – устали, как собаки, на ладонях у нас волдыри вылезли, а результата почти и не видать. Наконец, я говорю:

– Тут работы не на тридцать семь лет, Том Сойер, – на все тридцать восемь хватит.

Он не ответил. Однако вздохнул, рыть перестал и через некоторое время я понял, что он задумался. И наконец, говорит:

– Пустая это затея, Гек, ничего она нам не даст. Еще если б мы сами узниками были, тогда бы ладно, потому что лет в нашем распоряжении имелось бы сколько угодно, а спешки никакой, – мы и копали бы каждый день всего по несколько минут, пока караул меняется, и волдырей не натерли бы, и трудились бы так год за годом, и сделали все по правилам, как положено. Но нам-то долго возиться нельзя, нам спешить нужно, у нас лишнего времени нет. Еще одна такая ночь и мы ладони напрочь сотрем, и будут они неделю заживать, а мы даже ножей в руки взять не сможем.

– Ладно, а как же нам тогда быть, Том?

– Сейчас скажу. Оно, конечно, неправильно, и безнравственно, и мне не хочется, чтобы об этом кто-то узнал, но выход у нас только один: придется копать мотыгами и притвориться, что они – ножи.

– Вот это другой разговор! – отвечаю я. – Голова, у тебя, Том Сойер, все лучше и лучше варить начинает, – говорю. – Мотыга – это вещь, нравственная она там или безнравственная; лично меня ее нравственность ни вот столечко не интересует. Если я собираюсь украсть негра, или арбуз, или учебник воскресной школы, так мне все равно, каким способом это делать – главное сделать. Мне только одно и требуется – мой негр, или мой арбуз, или мой учебник воскресной школы; и если мотыга подходит для этого дела лучше всего, так я и буду откапывать негра, или арбуз, или учебник воскресной школы мотыгой, а за мнения всяких там авторитетов и дохлой крысы не дам.