— Да, ты былъ пьянъ, какъ послдній мужикъ и, пользуясь своей силой, совершилъ такой поступокъ, за который самое меньшее наказаніе — ссылка въ Сибирь… Одно мое слово — и ты будешь въ Сибири… Завряю тебя, что я сказалъ бы это слово, если бы въ чулан, куда ты меня втолкнулъ и гд заперъ, не оказалось твоей дочки. Но она оказалась тамъ, ибо, напугавшись твоихъ стуковъ и криковъ, спряталась, слыша твое приближеніе. Съ ней я не скучно проводъ время. Ночью было темно, но утромъ въ чуланъ, сквозь щель двери, проникало достаточно свту, и мы могли разглядть другъ друга. Твоя дочка весьма пріятная и миловидная двица, я общалъ ей не поднимать этого дла… А за симъ прощай, да смотри, не напивайся, ибо иной разъ и Маша не поможетъ!..
Петиметръ еще горделиве закинулъ голову и, ловко набросивъ на себя бывшій у него въ рукахъ мховой плащъ, собирался выйти изъ горницы. Но тутъ Иванъ Парамоновичъ очнулся и загородилъ ему дорогу.
— Какъ, ты за вчерашнее?.. Трезвый и среди бла дна?.. Берегись! — воскликнулъ петиметръ, ршительно не страшась извданной имъ силы Ивана Парамоновича.
Но тотъ вовсе не желалъ прибгать къ своей сил. Онъ заговорилъ такимъ умоляющимъ голосомъ, какого ннкто отъ него отродясь и но слыхивалъ:
— Батюшка, да разв я что!.. Сдлай ты мн божескую милость: присядь на минуту… дай потолковать…
— О чемъ мн еще толковать съ тобой?.. Пусти!
Но Иванъ Парамоновичъ пустить не могъ.
— Сдлай ты мн божескую милость… на самую малую минуту! — убдительно повторялъ онъ, и въ то же время глаза его ясно говорили, что онъ петиметра, хоть тамъ что, а такъ не выпуститъ.
И петиметръ это понялъ. Онъ вдругъ усмхнулся, сбросилъ на кресло плащъ и самъ прислъ на то же кресло.
— Ну, о чемъ же ты еще со мной толковать желаешь?
Иванъ Парамоновичъ приперъ двери, потомъ слъ насупротивъ петиметра и проговорилъ:
— Перво-на-перво дозволь, сударь, спросить тебя: кто таковъ будешь?
— А зачмъ теб это?
— Какъ зачмъ! дло не шутка… Господь по грхамъ наказуетъ… поправлять надо… Кто жъ ты таковъ, сударь?
— Я — князь Волынцевъ, — наконецъ, проговорилъ петиметръ.
«Князь!.. ну, плохо мое дло!» мелькнуло въ голов Ивана Парамоновича, но черезъ мгновеніе лицо его прояснилось. Онъ опустилъ глаза, будто боясь выдать ими свои соображенія, и спросилъ:
— Покойникъ князь Митрій Сергевичъ сродни будетъ вашей княжеской милости?
— Я сынъ его… Ну, что же дальше?
Иванъ Парамоновичъ внезапно ршился.
— Дальше-то что?!. Чего тутъ по-пусту слова да время терять… Ваше сіятельство, вступи ты въ законный бракъ съ дочерью моей, Марьей.
Петиметръ даже вскочилъ со стула.
— Что это ты, почтеннйшій, или еще не вытрезвился? — воскликнулъ онъ. — Ты знаешь, кто я, а я знаю теперь, изъ разговора съ твоей дочкой, кто ты… Мы съ ней не пара…
Иванъ Парамоновичъ понурился и съ глубокимъ вздохомъ выговорилъ:
— Встимо, не пара… да, видно, такъ Господу угодно… противъ Его святой воли не пойдешь, ничего не подлаешь… Мой грхъ, мой грхъ… Такъ ты вотъ и женись на Марь, ваше сіятельство… что ужъ тутъ!.. Никакъ невозможно этакой срамъ оставить… вдь, весь домъ, чай, знаетъ, не утаишь такого дла. Одно слово, срамъ и позоръ… Такъ ужь ты женись, ваше сіятельство!
— Да я-то въ чемъ тутъ виноватъ! Напился пьянъ, учинилъ дебошъ и дерзость великую, заперъ меня въ темный чуланъ съ дочкой… Въ Сибирь ты долженъ идти… Я теб прощаю… Такъ мало теб и этого? Ты еще и подъ внецъ меня тащить хочешь… силою что ль, по вчерашнему?
— Зачмъ силою? — очевидно ршивъ внутри себя вс сомннія и уже совсмъ спокойнымъ голосомъ сказалъ Иванъ Парамоновичъ:- зачмъ силою?.. А ты вотъ что разсуди, ваше сіятельство: ты князь, а я купецъ, сынъ купецкій, — и все жъ таки намъ съ тобою породниться, при такомъ Божіемъ попущеніи, очень возможно. Покойный твой батюшка, царствіе ему небесное, — вдь знавалъ я его, — отъ родителей изрядное получилъ наслдство: и вотчинъ не мало, и палаты на Басманной улиц богатющія… А что онъ твоей княжеской милости оставилъ? — Немного, вдь… да и то немногое — гд оно? Вдь, палаты то твои княжескія нын, либо завтра продашь, съ долгами не раздлаешься, а самъ голъ какъ соколъ останешься… Какой же гы тогда, прости Господи, петиметръ будешь? Невсту богатую изъ дворянскаго рода искать станешь? Такъ, вдь, найдешь, либо нтъ… А тутъ теб невста готова, моя Марья. Хоть купеческая дочь, да и передъ княгиней-графиней въ грязь лицомъ не ударитъ. Вдь, пойми, ваша милость, единственная она у меня дщерь, единственная наслдница, а достатки мои ты считалъ?
Петиметръ небрежно позвякивалъ своей золотой часовой цпочкой и загадочно глядлъ на Ивана Парамоновича.
— Не считалъ ты моихъ достатковъ! — горячо воскликнулъ старикъ:- да и самъ я имъ, поди, счетъ терять начинаю… Да и считать нечего! За Марьей выдамъ я теб врнымъ дломъ четыре милліона, а тамъ, какъ отзоветъ меня Господь, все вамъ же останется… Только чуръ, жалть да любить Марью, беречь ее, она двка добрая, ласковая и разумная… Изъ себя, самъ знаешь, Богъ красотой не обидлъ, вальяжная княгиня будетъ, особливо при такихъ моихъ купецкихъ капиталахъ…